-- По рощам и по чащам
Шагая вдаль, -- обрящем!
***
И далеко -- от вехи и до вехи -
Рыбачьих шхун маячат паруса...
А. Блок "В северном море"
Руки за спину -- и по траве
В направленье далекой платформы...
Если стали слова непокорны,
То причина -- одна, а не две!
Неухоженны и нечисты,
Поросли сорняками тетради.
Но ни время, ни место, ни ты
Не замешаны в этой растрате.
Я сама виновата, сама,
Что душа точно сад в паутине...
Горе-горюшко -- не от ума,
А, вернее всего, от гордыни.
...О какое приволье, какой,
Цвета вереска, ветер с залива!
Я заплачу навзрыд, некрасиво,
Заслоняясь от ветра рукой.
Дело к вечеру. Слиток огня
Уменьшается в холоде лужиц
И все ниже над лесом блестит...
...Мой ровесник, но лучше меня,
Тут когда-то бродил петербуржец.
О надежда последняя -- стыд!
ОСЕНЬ
Похудела роща, поредела,
Проводив последнего скворца...
О предощущение конца,
Но без ощущения предела!
***
Увидеть отдельно и вкупе
Соседей по жизни живой...
Я не помышляю о лупе -
Мне зрения хватит с лихвой.
Огромные слезы ребенка,
Усилия женской руки
И в очереди у бочонка
Толпящиеся мужики.
Холодное выдалось лето:
Угрюма небесная ртуть.
Но -
хватит и жара, и света:
Увидеть, рвануться, прильнуть.
***
Причудлив и коряв
Язык его точеный.
Он, недоукоряв,
Ушел, ожесточенный, -
Оставив тяжкий том
Не просто сочинений,
А памяти о том,
Как неуживчив гений.
Не глина, а кремень.
Отдельно, а не в свите.
-- О вы,
на черный день,
Пожалуйста, прочтите!
***
Я дождю отпускаю грехи! -
Нынче осень увидит спросонок,
Как растет из древесной трухи
Рыжевато-жемчужный опенок.
И сама я,
окно отворив,
Обнаружу сквозь утренний сумрак:
Этот бор, этот мир -- некрасив
И прекрасен, как детский рисунок.
А раз так,
то -- долой суету,
Прочь уныние, жалобы в шею!
...Я жива:
я старею, расту
И от горькой любви хорошею.
***
Ты, рожденная весной
В мире солнечном и щедром,
Чем кичилалсь?
-- Кривизной,
Одиночеством, ущербом.
-- А любила ли простор?
-- Нет. Не понятая веком,
Все искала дивный сор
По углам да по сусекам.
...Этот юношеский звон
Я поглубже замурую,
Возлюбив ночной вагон
И судьбу свою вторую,
Где, уже не молода, -
Потому и страх неведом, -
В неродные невода
Я лечу назло запретам!..
Но не будем никогда
Разговаривать об этом.
***
О город-боль, о город-зазывала,
Мятежник и монах, и грамотей...
Жизнь ленточку узлом на ветке завязала,
Боготворя детей![2]
Я думала (при этом абрис храма
Неукротимо устремлялся ввысь -
Весь драма, лучезарная упрямо),
Я думала,
что сказки
пресеклись.
Но город-боль, но город-зазывала
Настаивал на сказочных плодах