Яша Ефремов был совсем особенный, в их школе не было таких ребят ни одного. В поселке Бурунном, может, и были, но у них - ни одного! Он был самостоятельный, давно работал и сам содержал себя.
Несмотря на то что ему едва сравнялось двадцать лет, он уже работал линейщиком на междугородной линии связи, наблюдателем на метеорологической станции, ходил в море матросом, ловил с ловцами рыбу "на глуби", участвовал в научно-исследовательской экспедиции, попадал в относы и чуть не погиб. Последний год он работал механиком на аэродроме и летал над Каспием. Но самое главное, за что его любит и ценит Марфенька,- Яша Ефремов всегда самостоятельно мыслил. Уж он-то никогда не будет повторять чужие мысли, будь они хоть сверхмодные! У них, судя по переписке, было очень много общего. Но Марфенька никогда не видела Яшу, даже на фотографии: он не любил сниматься и так и не прислал ей свою карточку.
И вот Яша здесь. У Марфеньки гулко колотилось сердце: а вдруг он в ней разочаруется? Вдруг она ему не понравится? На фотографии она всегда выходит гораздо лучше, чем на самом деле, потому что у нее фотогеничное лицо - так уверял Виктор Алексеевич. Ах, разве для такого, как Яша, может иметь значение, красива она или нет? Красивее Мирры уже некуда быть, а она совсем ему не нравится. Но у него такая умная, благородная сестра Лизонька, он столько писал о ней и с такой любовью! Он просто преклоняется перед ней. Разве она, Марфенька, выдержит такое сравнение?
Вошла Христина, гладко причесанная, в платье-халатике, сшитом по вкусу Марфеньки, и внимательно посмотрела на нее: она сразу почувствовала, что Марфенька чем-то взволнована.
- Приехал Яша Ефремов, скоро придет! -- сообщила Марфенька.
Они приготовили все к чаю и сели рядышком на диван - ждать.
Яша пришел только к вечеру. Марфенька сама отперла ему. Оба так смешались, что только молча пожали Друг другу руки. Яша, не дождавшись приглашения раздеться, сам догадался снять пальто и повесил его в передней. Тогда Марфенька, проговорив: "Ну вот, это, значит, вы!" - и сразу покраснев, потому что вспомнила, что переписывались они на "ты", повела каспийского гостя в свою комнату.
В комнате Марфенька устроила настоящую иллюминацию (пусть будет праздник!), включив сразу все лампочки. Любовь Даниловна любила удобства, и в ее бывшей спальне повсюду были штепсельные розетки, к которым протягивались шнуры от всех видов ламп. С середины потолка спускался пластмассовый плафон, у туалетного столика сияло хрустальное бра, на письменном столике покоилась изящная настольная лампа под слоновую кость, а в любимом уголке Марфеньки- высокий торшер с серебристым шелковым абажуром над широким мягким креслом, где она любила читать, поджав под себя ноги. Они стояли посреди комнаты и серьезно рассматривали друг друга. "Так вот он какой - Яша Ефремов!" - "Так вот она какая - Марфа Оленева!" Марфенька представляла Яшу гораздо выше и крепче, а он оказался ростом с нее худощавый паренек с необычно светлыми серыми глазами на смуглом лице. Когда он улыбнулся, на щеках его проступили ямочки, что придало ему какой-то совсем ребяческий вид. Темные волосы аккуратно подстрижены, и от них пахнет одеколоном. Похоже, что он только сейчас был в парикмахерской, оттого и задержался: не в поселке же ему подстригаться, если он едет в столицу! На нем был коричневый, с иголочки, костюм, наверное, купил его готовым только сейчас и сразу надел. Марфенька рассердилась на себя за то, что примечает все эти мелочи, даже то, что ботинки-то он забыл или не успел почистить, а вот главное - его сущность - никак не уловит. Словно его душа залезла, как улитка, в свою раковину, и до нее не добраться. Даже его улыбка была какой-то напряженной, несмотря на девичьи ямочки. Марфенька вдруг увидала, что на его прямом носу выступили бисеринками капельки пота, и с чувством острой жалости поняла, как он волнуется, как ему неуютно и тягостно.