— Федор, Васильев сын, Кулаков, — назвался мальчишка.
— А не рано ль тебе, Федор Кулаков, по ночам в кабаки заходить?
— Я не для блуда пьяного сюда пришел, я рыбу принес свежую с реки, — ответил Федор.
— Так, значит, мы здесь блудом занимаемся, ха, ха, ха! — громко захохотал бородач. — А он по делу зашел, во как! А ну, показывай рыбу. Мы ее купим, если не брешешь!
— Брешут собаки, а я всегда правду говорю. — С этими словами Федор снял с плеч мешок и, ловко развязав его, вывалил на свободный стол налима.
— Ого, вот это зверюга! — воскликнул сидевший ближе к столу мужик.
— Знатная рыбина! — прогудел прокуренным басом еще кто-то из сидевших за столом.
В это время из каморки вышел Епифан и, увидев на столе налима, гнусаво закричал:
— Ты чё, Федька, рыбу вывалил на стол, тащи ее сюды, возьму, так и быть!
— Не, дядя, погодь. Эту рыбину я сам покупаю, ты ее после своим кухаркам отнеси, пусть готовят, — твердо сказал бородатый, пытливо разглядывая Федора. — Никак сам поймал?
— Сам, — ответил Федор.
— Во брешет пацан, а! — крикнул кто-то из мужиков.
Федор насупился, готовый ответить, но не успел.
Епифан, стоя у стойки, вдруг вступился за него:
— Сам он ловит, безотцовщина, точно говорю, батька его уж второй год как в тайге пропал.
Тишина, наступившая в кабаке, вдруг разорвалась грубым, но веселым голосом бородача:
— Ну, раз такое дело, Степан, ну-ко, достань кошель!
Здоровенный детина вытащил из-за пазухи увесистый кожаный кошель и поставил его перед бородачом. Тот, развязав шелковую веревку, запустил в него свою пятерню и, вытащив, положил на белую скатерть стола окатыш желтого цвета, чуть меньше голубиного яйца.
— Что артель скажет, не дорого платим мальцу за рыбу? — подмигнув Федору, спросил бородач у своих товарищей.
— За правду, за смелость, за удачу — достойно! — громко и весело, под одобрительный шум артельщиков, сказал за всех Степан. — Плати, Семен! Эй, чё встал, как пень, забирай рыбу на кухню, жареную хочу!
Епифан, не сводя глаз с золотого самородка, суматошно укладывал скользкую рыбу в фартук.
— Ой, подфартило тебе, Федька, ой подфартило, надо ж так, а… — шептали его губы.
— Держи, малец, мамке отдай! — протянув ему окатыш, сказал бородач.
— Что это? — спросил Федор, взяв его в ладонь.
— Это золото, парень, самородное, с Удерей-реки! Смотри не утеряй, за этот самородок хорошего коня купить можно!
Федор низко поклонился артельщикам и протянул самородок назад:
— Нельзя так, я вам налима, а вы мне коня.
— Не сумлевайся, сынок, бери, сделка честная, старательская, — зажал мальчишечью ладонь с самородком старый артельщик. — Раз артель решила, значит, твой налим того стоит! Верно говорю, мужики?