Семен замолчал, закурил. Федор видел, как остановились и потемнели его глаза. Как дрогнули пальцы и сжались губы. Очаг прогорел, и только уголья малиновым светом еще обозначали себя, еще отдавали свой жар.
— Поздно, давай спать. — Голос Семена звучал глухо.
Федор молча укрылся и закрыл глаза. Сон не шел, он слышал, как Семен ворочается и тоже не может уснуть.
«Да, — думал Федор, — живешь вот так, а рядом страшное творится! Людей, живых человеков, запросто убивают…»
Он еще долго не мог заснуть, не давали покоя мысли. Они клубились в голове, цеплялись одна за одну, выхватывая и перебирая в памяти рассказ Семена. Некоторые деревенские события и слухи, известные ему раньше, теперь находили свое объяснение. Так или иначе — многое ему становилось понятным. Когда сон овладел им, он улетел куда-то в синее бездонное небо, к сказочным облакам, и только утренний солнечный луч, пробравшись сквозь оконце, вернул его отдохнувшее и полное сил тело в этот мир. Мир, наполненный красотой природы и тяжким бременем людских отношений.
Первая мысль, что пришла Федору в голову при пробуждении, совершенно ясно и отчетливо: не Семен им был нужен, не за старые грехи его искали, не из боязни, что он знает об их злодеяниях и выдать может. Нет. Ладанка им нужна, тайна в ней сокрытая, покойным Лексеем сказанная, да Семеном не понятая. Видно, Лексей в бреду горячечном что-то такое бабке иль попу на исповеди сказал, а Семену уж не смог!
— Доброе утро, дядь Семен! — сгорая от нетерпения, осторожно тормошил старшего товарища Федор.
— Доброе, доброе! — ответил Семен, просыпаясь. — Чего ты?
— Хочу при свете ладанку посмотреть.
— От приспичило! Смотри…
Семен вынул и выставил на свет пластинку. Она заиграла на солнце гранями, излучая мягкий и приятный свет.
— Дак это и есть ящерка золотая! — восхищенно прошептал Федор.
— С чего ты взял? Почему ящерка? — удивился Семен, пытаясь понять и увидеть-то, что видел Федор.
— А узор-то, смотри на узор! Вот так, если на солнце повернуть, глянь — ящерка и есть.
Переливаясь и отражая свет солнечного луча, пластинка своей ребристой поверхностью как бы оживала, и действительно, как будто маленькая золотая ящерица шевелилась, извиваясь на поверхности пластинки.
— Ну ты даешь, Федор, я, сколько ее ни рассматривал, ничего не видел, а теперь вижу, прав ты. Только что это значит? Для чего Лексей мне отдал ее?
— Мы не знаем, а Никифоров, видно, знает. Он ее ищет, через то и беды все на твою голову, дядя Семен.
— Может, ты и прав, Федор! Надо же — углядел! — всматриваясь в золотистый узор, прошептал Семен. — Не зря нас Бог свел, не зря!