— Помню, всех помню! — закричал, вскакивая на ноги, ирландец. — Может, еще лучше тебя помню, немецкий ты офицер! Да только и то помню, что кто духом падает в этой ледяной пустыне, — пусть не суется сюда, вот что! А кто не струсит, как ты…
— Я? Трушу?
— Нет, ты храбришься! Только с такими храбрецами, лопни мои глаза, я никогда больше связываться не стану!
Еще миг и, кажется, они бросились бы друг на друга: оба стояли, сжимая нервно кулаки, глядели друг другу в глаза пылающими очами, дрожали всем телом.
Но все кончилось благополучно: прислушиваясь к спору, Энни кинулась к врагам, схватила Макса за шею, и Макс, потеряв равновесие, плюхнулся на кучу мехов, лежавшую в утлу шалаша. В свою очередь, я, машинально подражая девушке, толкнул разъяренного ирландца сзади под коленки прикладом карабина, и Падди изобразил из своей длинной фигуры подобие складного ножа, шлепнувшись в другой угол. Потом все трое мы стали хохотать, как безумные, а Энни глядела на нас своими чудесными лучезарными глазками и тоже улыбалась. Тем и закончилась словесная схватка этого дня. Потом, когда мы несколько поуспокоились, огляделись, сообразили, как и что, начали выдвигаться один план за другим.
Например, Падди предлагал выискать следы удравших от нас эскимосов, отправиться по этим следам и свалиться, как снег на голову, на наших коварных приятелей.
— Заставь, Макс, опять говорить с ними дух «Сурка», — твердил ирландец. — Пригрози ты им, что даже от самого святого отца в Риме им не удастся получить индульгенцию, если они опять вздумают сыграть с нами какую-нибудь такую штуку нелепую. Право! Пугни их, что никогда ни один в царствие небесное не попадет. Ты ведь мастер на выдумки…
Но Макс возражал, что, во-первых, эскимосы не ирландцы, им до папы римского и его индульгенций ровно столько же дела, как нам до декретов китайского богдыхана, а во-вторых, не так просто отыскать след ушедших: пять или шесть часов подряд бушует метель, занося снегом горы и долы. И будет еще бушевать Бог один знает сколько времени. Очень может быть, что и сами эскимосы теперь раскаиваются, попав в разгар бури под открытое небо… Да поздно, не вернешься!
Словом, этот план спасения никуда не годился. Надо было придумывать что-нибудь другое. Но что именно?
Может быть, возможно отыскать другое эскимосское племя, приютиться у них на время, до весны?
Но и на это получился малоутешительный ответ: в этом царстве полярной ночи, в этой ледяной пустыне можно пространствовать не то что недели, а даже месяцы, не натыкаясь на живую душу, если только эта душа не ходит на четырех лапах и не покрыта медвежьей шерстью….