В этот день произошло еще два интересных события. Во первых, вернулась "Благочестивая Марта". Кароль и Ян блестяще выполнили все мои поручения: распродали железо, закупили на вырученные деньги зерно, завербовали четыре десятка молодых парней мне на службу. Посетили Щецин и Дарлов, привезли письма. Во вторых, королева Кристина пригласила меня вечером в свои покои на беседу. Кроме нее я застал там Мекленбургского посланника камергера фон Радлова. Разговор предстоял явно о делах в герцогстве, и начала его королева.
— Милый Иоган Альбрехт, как ты себя чувствуешь в новом качестве?
— Сказать по правде, ваше величество, еще никак. Тяжесть короны, конечно, приятно чувствуется на голове, но карманы мои по прежнему пусты. Мекленбургские родственники явно забыли приложить к ней положенное мне содержание.
— Так уж и пусты, ваша светлость? Король Карл был весьма щедр к вам, — вступил в разговор фон Радлов.
— Его величество умеет ценить верную службу. Однако его щедрость не отменяет обязательств моих дорогих кузенов.
— Вижу, люди, описывающие вашу хватку, нисколько не преувеличили, — усмехнулся камергер. — Это и есть причина, по которой мы с вами встретились. Отправляясь в Швецию, я получил достаточно подробные инструкции.
— Вот как! И какие же инструкции, позвольте спросить?
— О, перечислять их все займет слишком много времени. Скажу лишь, что ваши двоюродные братья имели сомнения в том, что человек, объявившийся в Стокгольме — именно вы. Поэтому прежде чем передать вам знаки герцогской власти, я должен был убедиться, что вы есть вы.
— И что же вас убедило в том, что я есть я?
— Вы меня не помните, ваша светлость?
— Нет, а должен?
— Я достаточно часто бывал в Стрелице при дворе вашего батюшки. Ваша матушка герцогиня Клара Мария упомянула о вашем недуге, но выразила надежду, что он скоро пройдет.
— Недуге? Я бы не назвал это состояние так. Напротив, я считаю это благословением божьим. Забыв свое прошлое, я забыл обо всех несправедливостях, допущенных по отношению ко мне. Обо всех фальшивых улыбках и неискренних словах. Так что я совсем не удивился тому, что угодил в тюрьму по надуманному обвинению, и тому, что моя родня не стала за меня заступаться. Не потеряй я память, это стало бы для меня ударом.
— Вы полагаете, что в ваших злоключениях виноваты их светлости?
— Is fecit cui prodest! Ищи, кому выгодно!
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что моим родственникам была бы выгодна моя безвременная кончина. Их финансы, насколько я знаю, в весьма неприглядном состоянии. Страна разорена, а коррупция превышает все мыслимые пределы, и они с ней, замечу, нисколько не борются. Мои любезные кузены тратят свою жизнь и финансы государства на пустые развлечения, так что моя скромная рента может представлять для них определенный интерес. Как и мои наследственные владения. Ну а поскольку в такой вещи, как совесть, их упрекнуть трудно, то мои подозрения вряд ли можно назвать беспочвенными.