– Поехали, а то опоздаешь на работу, – Валерия отстранилась и побежала к машине.
Максим запер дом, калитку и сел в «сузуки».
* * *
Машина притормозила у здания РОВД. Макс вышел, держа дверь открытой. Лера быстро перебежала с пассажирского места на водительское.
Максим закрыл дверь, постучал по стеклу. Валерия нажала на кнопку, и стекло плавно пошло вниз. Мужчина наклонился близко-близко, к самому уху Леры, вдохнул запах, полуприкрыл глаза.
– До завтра, малыш!
– До завтра, дорогой! – она повернула голову, чмокнула его в щёку, и стекло плавно поднялось, образовывая на поверхности вертикальные ручейки.
Она смотрела, как он идёт под дождём, чеканя каждый шаг. Он быстро поднялся на крыльцо. Оглянулся. Его тёмные густые волосы намокли, по лицу стекали капли дождя. Она помигала ему фарами и плавно тронулась с места.
«Моя синеглазая судьба! Я ведь и вправду счастлива! У Макса ночное дежурство, и снова в моём распоряжении целый вечер и ночь. Не буду готовить ужин! Не буду смотреть на часы! Если к вечеру дождь закончится, пересажу лилии. И примулы уже разрослись… Если успею – клубникой займусь. Погода самая подходящая. А когда стемнеет, сяду в беседке, зажгу фонари, возьму… Что же почитать? Джейн Остен или сестёр Бронте? Посмотрим по настроению!»
* * *
Ярко-белая полчаса назад, а теперь грязно-серая «сузуки» остановилась у трёхэтажного строения. Табличка на входной двери гласила, что это художественное училище. Валерия поставила машину на парковку напротив главного входа и под проливным дождём быстро добежала до торца здания. Три года назад здесь, в цокольном этаже, сияя мытыми окнами и свежим ремонтом, появилась мастерская художников.
Валерия достала ключи из сумочки, сняла объект с охраны, открыла дверь. В этот пасмурный дождливый день в помещении было темновато. Вдоль стены, слева от двери, почти на уровне глаз, расположились небольшие оконца. Слабый свет, проникая сквозь них, рассеивался бледным туманом по всему периметру. Понять, что находится в комнате, было невозможно.
Лера щёлкнула выключателем. Люминесцентные лампы и лампы накаливания зажглись. Тусклая комната преобразилась. Холсты, этюдники, мольберты, с десяток палитр, пара десятков флаконов с фиксативами и сиккативами, лаками и разбавителями, маслами; краски и пигменты, белила, карандаши, мелки, кисти, апельсиновые шкурки – всё это было, на первый взгляд, в беспорядке разбросано по комнате. По всей мастерской – на стеллажах, на полках, стульях, столах и даже на полу лежали стопки картин и набросков, ожидающих, когда их дорисуют, исправят, оденут в рамы и они наконец смогут явить себя миру. Несколько огромных передвижных зеркал стояли, казалось, хаотично, отражая фрагменты этой странной комнаты. На противоположной от окон стене близко друг к другу висели готовые картины в рамах, больших и маленьких, дорогих и не очень. Они раздвигали пространство, словно открывая порталы на морское побережье, маковое поле, в комнату средневековья. Картин было много. Они снимались со стен, путешествовали по выставкам, вешались снова в другом порядке, дарились и продавались, оседали в частных коллекциях и в госучреждениях.