– И вы от этого чувствовали себя лучше?
Да. Затем он меня трахал, уходил, а я отправлялась в душ, чтобы смыть с себя его запах до возвращения мужа домой.
– И тогда вам становилось плохо, что вы были с ним.
Конечно. Что бы он ни делал, желая облегчить мои угрызения совести, связанные с прошлым, они неизменно сменялись раскаянием по поводу настоящего. Спустя какое-то время я опять чувствовала, что мне его страшно не хватает. И так до того момента, пока он не приходил вновь.
Так поступает каждый из нас. Мы не желаем меняться. По сути, в душе мы хотим воспринимать мир так, как воспринимали его в детстве. Нам хочется наматывать все больше и больше сахарных волокон.
Но тем вечером в машине мне рядом с ним лучше не стало. Он не понимал, чего мне от него было нужно. Мы обсуждали бытовые вопросы, говорили о том о сем. Вероятно, он сказал, что любит меня, что теперь, когда с Дженни все обошлось, испытывает в душе облегчение. Даже не знаю. Я перестала слушать его, и шов расходился все больше и больше. Я ощущала это, понимаете? Ту нить, которую кто-то из меня тянул до тех пор, пока я не развалилась на куски. Помню, я заплакала, вцепилась в него, в его рубашку, в его пальто. Затем засунула ему между ног руки. Мне было нужно, чтобы он что-нибудь сделал, хотя что конкретно, я не понимала.
– Звучит так, будто вам хотелось с ним интимной близости.
Да, возможно. Хоть чего-нибудь.
– Чтобы почувствовать себя иначе, чем в тот момент?
Да.
– Что-то вроде наркотика. Вы уже об этом говорили. Я имею в виду, что Боб был для вас наркотиком.
Да. Я хотела, чтобы он совершил поступок, от которого я почувствовала бы себя совсем по-другому. Действительно, как наркотик. В этом вы правы. Но он лишь оттолкнул мою руку и посмотрел на меня так, будто я была извращенкой. «Что ты делаешь? – спросил он. – Мы должны относиться уважительно к сложившейся ситуации». Боб все говорил и говорил. Как я могла желать секса через несколько часов после пережитого ужаса? Между ним и мной, казалось, опустилась стена. Контакт нарушился, Боб смотрел на меня взглядом, которым я сама гляжу на себя, когда думаю о прошлом. Это было унизительно.
То был необыкновенный прогресс. Мы продолжили говорить о том, что произошло в машине, как Шарлотта использовала Боба, чтобы не терзаться прошлым, но потом неизменно чувствовала себя хуже. Стимулятор, затем транквилизатор – в итоге она застыла на месте. Причем стимулятор терял силу, в то время как транквилизатор ее набирал.
Со временем потребность в стимуляторе возросла, и Шарлотта попыталась выторговать за секс любовь и расположение Боба. Спрашивала, чего еще не делала в постели, задавала вопросы о том, что видела в интернете. Сексуальные запросы у Салливана были весьма обширные. Если вы помните, Шарлотта в постели с ним не испытывала оргазма, хотя мысли об их интимной близости в ее голове приобрели навязчивый характер. В обмен на постель она получала слова, хотя поняла это только после нескольких недель наших сеансов. Как собака Павлова, у которой от звука колокольчика тут же текли слюнки. Этот колокольчик не приносил ей никакого удовлетворения, но означал, что вскоре принесут еду. А собака очень изголодалась. Но в тот вечер Боб правильных слов не нашел. Впервые за все время наркотик оказался совершенно бесполезным, и Шарлотта вернулась домой, пропитанная не только кровью дочери, но также унижением и ненавистью к себе. Именно в этот момент в нашу работу вмешалась синяя «Хонда Сивик».