— Терпеть не могу этих тварей…
Стал процеживать воду через материю. Головастики шевелились в тряпке.
— Штук тридцать малявок, — сказал плотник, собрал головастиков в консервную банку, плеснув туда воды. — Отнесу их обратно.
— Зачем?
— Пусть живут.
— Да выбросьте вы их, — досадливо сказал Борис Федорович.
— Нет, отнесу. Мы-то чем лучше их? — Плотник засмеялся.
Его было не прошибить. Стряхнул куртку и понес банку с головастиками на канаву. Вернувшись, вытащил из плотницкой сумки нож, стал строгать палку.
— Нога разболелась, сделаю подпорку, — сказал он.
Борис Федорович обошел туалет и крикнул:
— Одолжите на минуту ваш “перочинный ножичек”, траву обрежу, чтобы ноги не мочить по утренней росе.
Плотник метнул нож и попал острием в дерево, рядом с Борисом Федоровичем.
— Вы что, спятили? — возмутился он.
— А что?
— В меня могли попасть!
— Не попал бы. Я метил в дерево, — добродушно ответил плотник. Он был великолепен, настоящий моджахед: усы свирепо топорщились, не хватало зеленой повязки на лбу.
Борис Федорович раздраженно сказал:
— Много себе позволяете. Где это вы нашустрились ножи кидать? В цирке?
— В спецназе, хозяин.
— Вот как! Прямо не верится. Часто вам приходилось применять холодное оружие?
— Только в порядке самообороны, — уклончиво ответил плотник и, задрав штанину, показал шрам на коленке: — Один баран угостил. Две пули. Комиссовали подчистую. — Он опустил штанину и ухмыльнулся в усы.
— Не представляю, — сказал Борис Федорович. — В жизни никого пальцем не тронул… Не хотел бы быть на вашем месте. Сочувствую вам. И убить могли?
— В сущности, все мы смертны. Греки просвистели, скифы просвистели — и мы свистим.
— Хотите сказать, что жизнь быстротечна?
— У вас что, другое мнение? — спросил плотник.
Борис Федорович заткнулся, не хотел с ним больше разговаривать. Какой-то осадок остался, будто провинился перед ним. Коленку показал, сукин сын, вздумал разжалобить, чтобы ему побольше заплатили…
— Помойтесь и приходите обедать.
— Такой приказ я выполню с удовольствием.
Махая палкой, плотник направился к озеру. Сапоги тяжело шаркали по жесткой августовской траве.
Алюминиевая крыша дома блестела на солнце. Было тихо. Летали стрекозы. Кругом сосны. У леса поднималась мелкая поросль.
Борис Федорович обрезал траву, полюбовался работой. Косу придется завести. Ножичек был ничего себе, острый, таким чикнешь под ребра — не услышишь, конец тяжелый, а рукоятка легкая, набрана из березовой коры. Он бросил нож в плотницкую сумку, брезгливо вытер руки. Надо было ехать к фермеру, купить у него свинины — гостей потчевать.