Но перед дверями в покои принцессы Агнесс наставник, устранив еще двоих бросившихся на нас мечников, остановился.
— Я не имею права без приказа, — зло выдохнул он.
— Ломайте!
Рагар одним ураганным порывом вышиб двери и разметал находившихся за ними людей. Фрейлин, судя по кружевному тряпью. Никто не успел пикнуть.
Мы пробежали анфиладу залов, положив еще три трупа охранников, и ворвались в будуар с багровыми задрапированными стенами. Я на миг замерла — настолько ужасающая картина предстала в тусклом свете свечей. Сила, тащившая меня в эти дни, мгновенно ушла, разодрав напоследок душу: мы опоздали, безнадежно опоздали.
Они были так увлечены, что не заметили ворвавшихся, не почувствовали ледяного ветра, разогнавшего клубы тяжелого дурманного дыма, поднимавшиеся от курительных палочек. Две полуголые блондинки целовались, стоя на коленях и одновременно удерживая за руки и волосы третью белокурую девушку, лежавшую на ковре под голым, ритмично двигавшимся мужчиной. Пока до моего сознания доходило, что тут происходит, Рагар сместился в сторону, метнул полупрозрачный и тонкий, как шило, сельт, вонзившийся под левую лопатку насильника и сразу ставший невидимым. Вытянутые руки мужчины подломились, и он придавил лежавшую всем весом.
— Наконец-то! — хохотнула одна из старших принцесс, отпуская жертву. — Наша сестричка хотела носить императорскую корону…
— А будет носить ублюдка. Ах, Агнесс, это так возбуждает… — вторая тоже разжала руки, и сестры продолжили богопротивный поцелуй.
Они даже не заметили, как вейриэны стащили насильника с тела Виолы, лежавшей без сознания в окровавленных лохмотьях разодранной одежды. Опомнились и завизжали лишь тогда, когда Рагар, отшвырнув их, поднял на руки истерзанную младшую принцессу.
Мне надо было вспомнить слова короля: «Гадюк надо давить» — и убить их еще в тот вечер. Но я не смогла поднять руку на сестер.
Король со свитой примчался на следующий день и не пожелал видеть наследника.
Явившийся к нам от его имени мой бывший паж Шаэт передал, что Роберт запретил мне покидать покои.
Я едва узнала Шаэта, и то лишь по раскосым травянистым глазам, на самом дне которых таилась ненависть. Удивительно. Когда я научилась замечать такие вещи? Степной дворянин и пять лет назад не блистал красотой, а за эти годы почти облысел и растолстел так, что едва протиснулся в дверь. Золота и драгоценностей на нем уместилось невероятное количество. Несколько толстых цепей с бриллиантовыми звездами висели на груди, на каждом пальце не по одному кольцу с алмазами, бесчисленные браслеты и по три серьги в ушах. Кланяться Шаэт не способен был в принципе, но даже попытки не сделал.