Запахи из столовой на мгновение вернули меня в детство. Творожная запеканка, горячее какао, вареные яйца — такой завтрак я помню еще с садика. Вот куда маленький Матвей бегал «по холоду» и где ему не досталось пряника. Здание выглядело старым и даже в некоторых местах просевшим, выстроенное в форме буквы «Г», где большая перекладина — зал со столами, маленькая — кухня и хозблок, оно единственное не перестраивалось со дня постройки в 1944 году. Отсюда повариха видела идущих на свою последнюю прогулку Граниных.
Детские голоса зазвучали ближе, завтрак закончился, и сейчас на крыльцо высыплет разномастная толпа ребятишек. Я быстро свернула за угол, чтобы меня не было видно. Времена изменились, теперь любой праздношатающийся по территории детского учреждения взрослый вызывает подозрения. Справа от столовой стояло квадратное здание котельной, из трубы которой вовсю шел дым, скоро дадут отопление, если уже не дали. Дальше земля шла под уклон, холм, на котором стоял пансионат, окружала узкая дорога, к ней вплотную подступал лес. Левее теснилась пара десятков домишек, все так же окруженных лесом. Те, кто работал в «Итвари», как правило, здесь же и жили.
Дверь котельной распахнулась, и из нее показалась взлохмаченная седая голова. Старик в черной телогрейке и резиновых сапогах вытащил на свет коричневый холщовый мешок, по виду наполненный картошкой. Крякнув, взвалил на плечо и зашагал к задней двери столовой. Его ждали, так как показавшаяся в проеме бабка в белом халате и цветастом платке рявкнула:
— Ващажник, где ты бродишь, старый дурак. Ждем, ждем картошку, а тебя черти в преисподнюю уволокли.
На что дед вполне миролюбиво ответил:
— Не бухти, Танюшка, будет вам картошка.
Ступенька жалобно скрипнула, и они оба вместе с мешком скрылись внутри. Я быстро прошла между зданиями и стала спускаться по тропке с холма.
Дышалось в лесу легко, понятно, почему пансионат для детей построили в таком месте. Пустынная поселковая дорога, ветер, шумевший иголками сосен. Под густыми кронами было сумрачно, тонкая тропка уходила в глубь чащи на юг. Я ступила в тень и остановилась. Как женщина, однажды заблудившаяся в лесу, оставшаяся наедине со своими страхами среди темных деревьев и потерявшая среди них сестру, решилась снова окунуться в прохладу и тень? В запах прелых листьев и хвои, в шуршание веток и покачивание стволов исполинов, если задрать голову к небу? Сомневалась ли она или после зелий целительницы ей было все равно? Ничего не дрогнуло внутри? Или наоборот дрожало так сильно, что пришлось преодолевать себя?