Дело было в классе, писали на заданную тему. Мартын Степанович Пилецкий шел по рядам и мимоходом взял у барона Дельвига листки, даже не спросив его.
— Это не для вас, господин инспектор! — сухо сказал ему барон Дельвиг.
— Я, как надзиратель по нравственной части, имею полное право… — вразумил воспитанника Мартын Степанович. — Ба! — заглянул он в листки. — Да это сатира на наших профессоров! Забавно, как любите вы говорить, господин барон…
— Как вы смеете брать наши бумаги! — вспылил Пушкин, вскакивая с места. — Стало быть, и письма наши будете из ящика брать?!
— Если понадобится… — начал подчеркнуто медленно инспектор Пилецкий, четко и внятно произнося каждое слово, — будем брать и письма!
— Я не желаю, чтобы кто-нибудь входил в мою частную жизнь! — закричал, срывая голос, Пушкин.
— Вы себе еще не принадлежите! — строго, все так же чеканя каждое слово, продолжал Пилецкий.
— Ну так я и вам не принадлежу! — бросил ему в лицо Пушкин и выскочил без разрешения из класса.
Пушкин и Дельвиг находились в лицейской библиотеке, которая располагалась в галерее, соединявшей Лицей с фрейлинским корпусом. Стеклянные дверцы одного из книжных шкафов были раскрыты и бликовали от солнца, попадавшего в окно. Друзья сидели за столиком у окна, заваленном книгами в изящных кожаных переплетах.
Внизу, на Садовой, стояла карета на полозьях, запряженная шестеркой лошадей в богатой сбруе. Кучер был в ливрее, имелся и ливрейный лакей на запятках.
К карете от Лицея подошла дама, которую сопровождал Пилецкий-старший. Она внимательно слушала, что он ей говорит. Следом дядька Леонтий Кемерский вел лицеиста Гурьева и нес его чемоданчик, который забрал у него лакей и прибрал сзади кареты в багаж. Судя по ливрейным слугам да по отличным лошадям, которые были запряжены в золоченую карету, Гурьевы были не из бедных, впрочем, за это говорил и тот факт, что крестным отцом Кости был великий князь Константин Павлович.
Дама стала прощаться с Мартыном Степановичем, а Костя Гурьев вертелся безучастно и смотрел по сторонам.
Дельвиг и Пушкин встали у окна во весь рост, чтобы лучше видеть.
— Костю мать забирает. Его Мартын застукал… — сказал Пушкин.
— За что его все-таки? — поинтересовался Дельвиг. — Разное ведь говорят…
Пушкин посмотрел на барона с интересом: действительно ли он настолько несведущ в этой истории.
— За греческие вкусы… Хорошо, что он сам никого не выдал… Слишком многих пришлось бы выгонять, — усмехнулся Пушкин.
— А с кем его застукали? — спросил Дельвиг.
— Если бы застукали, был бы второй изгнанник. А поскольку выгоняют одного Костю, то можно предположить, что на него донесли.