София помнила, что отец говорил с ней перед отъездом и особо подчеркнул, что если государь не приедет сам в Вильну, то придется ей ехать в Петербург и просить аудиенции, с тем чтобы добиться прощения. На нее он возлагал все надежды. Ехать не пришлось, добиваться аудиенции не надо, государь вечером будет у нее. София знала, что теперь от нее все зависит, и у нее было хорошее настроение, а волнение только придавало ей решимости и (она быстро глянула в зеркало) очарования.
Государь приехал один. София почти сразу отослала слуг, предложив им хорошо угостить кучера Илью.
Государь грелся у камина и, когда она вошла, протянул к ней руки и сказал:
— Ну вот мы и свиделись, я все знаю, мадемуазель София! Ваше мужество необыкновенно. Вы не побоялись того, перед кем трепетали мужчины.
— Может быть, потому, что я — женщина!
— Да-да, конечно, — сказал он. — Но все же… эта смелость.
— Для меня, ваше величество, было счастьем дать единственное, возможное для меня в тех обстоятельствах, доказательство своей преданности вам.
Она стояла близко от него, и ее близость волновала. Он уже понимал, что все решено, но никак не мог решиться переступить черту.
— Я ехал к вам в открытых легких санях, чтобы быстрее доехать, и это путешествие стоило мне кончика носа.
Он потер свой нос и улыбнулся беззащитной, чуть застенчивой улыбкой.
«Боже мой, да он стесняется, — подумала она. — Он — государь, повелитель России! И мой повелитель!»
Софии самой захотелось его обнять. Она не знала, что Александр, превосходный актер, сыграл эту робость.
— Мой бедный! — протянула она к нему руку.
Этого было достаточно. Больше они не разговаривали, а только покрывали друг друга поцелуями.
Все произошло очень быстро. Они оказались в спальне, в которой было по ее распоряжению жарко натоплено.
К великому удивлению государя, но и к его радости, восемнадцатилетняя фрейлина императрицы оказалась весьма опытна в любовных делах. Не раз и не два они вступали в любовную битву, но когда она встала перед ним на колени, показав выгнутую спину и лоно со взмокшими волосками, прилипшими к белым ногам, когда стала направлять орудие битвы, вздрагивая и принимая его всем телом, когда, неожиданно для него самого, она направила жезл чуть выше и, застонав, всадила его до корня, государь задохнулся от восторга, его охватившего, и мысленно воскликнул с восхищением:
— Содомитка!
И бил, и бил ее пахом по ягодицам, пока рука ее гуляла между его ног, лаская и тиская напряженные, готовые извергнуться мешочки.
Снова, как и прежде, пришла служанка и, не поднимая глаз, обмыла Софию и государя. София, прыгая по постели, разбрызгала из флакона французские духи. Она смеялась от счастья, стоя над ним, и Александр видел, что счастье ее неподдельно. Он смотрел на нее, и ему снова ее хотелось, но он знал, что без отдыха не осилит нового приступа.