-О-о-о, — заохал Михаил, — есть такое слово деликатес. Завтра попробуете, чем кормится Европа.
— А где раздобыл, Михаил, расскажи?— проявил интерес Лявон.— Присаживайся, у нас и бульба уже испеклась.
-Потом хлопцы, потом, устал. А где Трофим?
-Атаман думу думает. Он в землянке.
-Ну, добра, я еще подойду к вам. Попьем чаю. Миша прошел немного вперед и, выставив перед собой жилистую, длинную руку, было довольно темно, спустился по ступенькам в землянку. Лампа здесь была потушена, берегли керосин.
-Осторожно Миша, темно,— подал голос с противоположной стороны Трофим.
-Не спишь?— Миша на ощупь нашел колоду, служившую стулом, и присел на нее.
-Не сплю, как слышишь. Ну как сходил Миша? Как там Вера?
-Много распространяться не буду. Нет желания, извини Трофим.
-Не хочешь, не говори. Завтра расскажешь.
-Не в этом дело. Хвастаться нечем. Вера все признала. Ты представляешь, — Миша нервно вскочил с колоды, возбудившись от воспоминаний,— она мне с вызовом так и ответила, мол, люблю немецкого офицера, он меня тоже любит, и мы скоро поженимся.
-Да ты что?— Трофим поднялся с лежанки и зажег лампу. Разгоравшийся фитиль, осветил вначале напряженную долговязую фигуру Михаила, а затем и выстраданное горем молодое худощавое, с пробившимися усиками лицо.
-Да, Трофим, да! — Миша смотрел на друга, ища сочувствия.
-Садись ты, не стой и так тесно. Что ты решил делать Миша?
-Что делать? — Михаил повторил вопрос, как бы подбадривая себя.— Оставить все как есть и допустить, чтобы немец увез Веру, ты сам понимаешь, я не могу. Иначе органы покоя не дадут ни мне, ни матери, ни остальным детям, не говоря уж о самой Вере.
-Да, Миша ты прав. За связь с фашистами благодарность не выпишут. Любовь не в счет. Враг. Идет война не на жизнь, а на смерть.
-Вот то и оно. Есть у меня одна мысль. Но нужна ваша помощь.
-Что надумал, поясни, — Трофим, слушая Мишу, присел на березовую кровать и стал делать самокрутку.
-Этот немец приедет за Верой четвертого августа.
-Откуда известно?
-Вера матери сама говорила, что он обещал быть в поселке через две недели, а уезжал он 21 июля. Мне мама и передала. Так вот я хочу накануне увести Веру из дома и спрятать в лесу. Долго немец в поселке не задержится, покрутится и уедет. Война все же. И сделать это должны вы, мои боевые друзья. Мне Трофим, сам понимаешь, из этических соображений делать это нельзя. Я и так виноват перед сестрой. — Лоб Михаила покрылся легкой испариной. Лицо его было бледным.
-Что-то случилось дома?
-Да случилось. Узнав от Веры об этом, я не сдержался и избил ее.