— Группы наделали много шума за три дня, дезорганизовали оборону противника. Успех отрядов далеко превзошел мои надежды, но есть и провалы. Кстати, вы слышали новость, — улыбка Скорцени расплылась во все лицо. Шрам — багровый плотный рубец, собрался как червяк. — Американское радио в Кале говорило о раскрытии огромной сети шпионажа и диверсий в тылу союзников — и эта сеть подчинялась полковнику Скорцени, 'похитителю' Муссолини. Американцы даже объявили, что захватили более 250 человек из моей бригады — цифра явно преувеличенная. Я стал популярен. Так вот, меня беспокоит, что американцы на нас устроили тотальную охоту. Есть ли у меня резерв времени, чтобы выполнить свою историческую миссию? Смогут ли продержаться глухонемые Джи-ай под прицелом настырных квадратоголовых америкосов, до того, как мы захватим мосты?
— Вы зря паникуете, друг, — Франц произнес твердым, наставническим голосом. — Конечно, это вас не спасет, — он постучал пальцем по американскому шеврону на куртке Скорцени. — Ваш маскарад виден за полкилометра. Но факторы неожиданности и дерзости сыграют роль. Ваш успех зависит от наступательных действий танковых дивизий. За нами следует 47 танковый корпус генерала Хейнрика фон Лютвица. При паническом бегстве противника легче захватить мосты, обеспечить переправу. Молитесь на него.
Отто Скорцени посуровел, задумался.
— Вот вы говорите, что я мечтаю в полумраке, — продолжал беседу Ольбрихт. — Я не мечтаю, Отто. Я думаю, как вам помочь. И здесь приходит мысль вновь использовать русский батальон, этих сорви голова. Вы поняли меня, Отто? — Франц толкнул локтем в бок соседа, который притих в полудреме.
— Что, русский батальон? ...Бьюсь об заклад, моя бригада достигнет раньше другого берега, чем ваши русские. Мне кажется вы им слишком доверяете, — выпалил Скорцени, не теряя нить разговора.
— Спокойнее, Отто. Русские меня не подводили, — парировал Франц. — Не подведут и в этот раз. Они отвечают за свои слова. Спешу посмотреть на их работу. Уверен, под Нешато есть, что показать фотокорреспондентам. Хорошая русская поговорка гласит: 'Не говори гоп, пока не перепрыгнешь'. Отто, придержите свои бахвальства фюреру. Ему будут приятны ваши подвиги. Вы ходите у Рейхсканцлера в любимчиках. Слышал, что он вам даже запретил идти во вражеские порядки, дабы не позволить себе вас потерять. Это правда?
Лицо Скорцени засияло от гордости. — Франц, это правда. Фюрер дважды просил оставаться в тылу, поберечься от пуль. Но разве это выполнимо? Кстати, вы обласканы экселенцем не хуже чем я.