Он получил крупный, очень крупный заказ. Сразу четыре фигуры.
Четыре огромные фигуры торговцев. По одной у каждых ворот базара.
В плане реконструкции их не было, добавили только что. Для полной красоты должны быть еще они, воспевающие труд наших дехкан и ремесленников. Воспевающие наш базар. Понимаете? Он понимал. Сроки даем сжатые.
Шурпа докружилась в микроволновке, подсветка погасла. Он вытащил и, не чувствуя вкуса, съел несколько ложек. Отодвинул.
Утром он уже делал эскизы.
Работа не шла. Он сидел во дворе и бессмысленно чертил карандашом по бумаге. Получались какие-то надгробные фигуры. Фигуры на надгробье базара, его базара.
Он видел план реконструкции. То ли дворец, то ли супермаркет. План сам по себе неплохой, с размахом. Если бы это только был какой-то другой, новый базар… Потянулись бессонницы.
Сунбуль успокаивала его, массажировала предплечья. Даже пыталась помочь с эскизами. Одна его надежда, его смена. Он не верил нелепым слухам о ней. И что ее видели пару раз с кем-то, и про наркотики. У фигуры у западных ворот будет ее лицо, он уже решил.
Всех торговцев согнали в закуток возле южных ворот. Многие плюнули и закрылись. Проезжая мимо базара, он отворачивал голову. Базары и мазары трогать нельзя, говорил отец. Хотя мазар, на котором покоился прах отца, тоже недавно тронули. Все деревья вырубили, шайтаны, все тенистые деревья…
А еще отец любил говорить: «У беды — две головы».
Сунбуль сбил огромный самосвал, везший шлакоблоки на стройку. Возле самого базара. Ехала с каким-то парнем, его сразу насмерть.
Бульбуль-ака бросился в больницу. В реанимацию его не пустили.
Он вернулся домой. Достал ледяными руками из-под ковра деньги. Оставил семье записку. Взял из машины рубашку Сунбуль, которую всегда возил с собой.
Через час он уже был в реанимации. Была ночь, в приоткрытое окно пели птицы, он не слышал. Натянул на себя рубашку Сунбуль и сел рядом. Она лежала неподвижная, как статуя, почти вся в гипсе.
Он осторожно прилег рядом и прижался к ней. «Я — Сунбуль».
Вспомнив, накрыл лицо платком и провалился в тугую темноту.
Он проснулся один и в другой палате.
Сквозь жалюзи било солнце, у изголовья шептались медсестры. Оказалось, он проспал почти два дня. Его перенесли сюда. А где Сунбуль? Девушка, Сунбуль? Медсестры переглядывались.
Он вышел из палаты и пошел по коридору, не замечая, что на нем рубашка Сунбуль.
Его жизнь оказалась не нужна. Если бы он был человеком базара…
А может, наоборот, это базар так распорядился?
Хотел поговорить с врачами, все были на обходе. Он держался за перила и опускал ногу на следующую ступеньку.