— А до того — в парке, ночью, на сырой земле, — поторопился я внести свою лепту.
— Средняя ночная температура — плюс три, то есть никак не ниже нуля, — сообщил Палму, и я удивился, когда и откуда он успел выудить такие сведения.
— Не могу утверждать, — просто сказал профессор, — могу лишь предположить. Скажем, это случилось между одиннадцатью и часом ночи. Примерно в двенадцать, мне кажется это наиболее вероятным.
— Значит, в двадцать четыре ноль-ноль, — повторил Палму и взглянул на часы.
Уже потом, позже, оказалось, что профессор угадал тютелька в тютельку. Большого ума человек, хоть и думает, что все преступники — больные люди. Впрочем, он ведь имеет дело только с умершими преступниками.
Но тогда я об этом не думал. Уставившись на часы Палму, я похолодел при мысли, что двадцать четыре ноль-ноль — это время, когда уходят в набор воскресные газеты. Это был последний срок, назначенный мне шефом полиции. И губернатором. И министром внутренних дел.
В дверь постучали. Водитель, войдя, лихо щелкнул каблуками.
— Вас вызывают, — обратился он ко мне.
— Ага, начальство вызывают, — заметил Палму и поблагодарил профессора. — Ну все, нам пора уходить.
— А вещи? — забеспокоился Кокки.
— Положи в пакет, — резко бросил Палму.
— А отпечатки пальцев? — заволновался уже я. — Разве мы не должны взять его отпечатки для ифенди… идентификации?..
У меня даже начал заплетаться язык, как иногда у Палму, когда он хотел щегольнуть каким-нибудь ученым словцом.
— Его в нашей картотеке наверняка нет, — ответил Палму, ткнув в сторону покойника трубкой. — Помяните мое слово. Ладно, Кокки, сними у него отпечатки на всякий случай. Ему уже хуже не будет. Только поживей. А наше начальство пока всласть по телефону побалакает.
Я побагровел: по моему убеждению, я был ничуть не разговорчивее, чем все нормальные люди. Однако считал, что следует обстоятельно и подробно объяснять подчиненным их задачу, а не ценить свои слова на вес золота. Ну, может быть, иногда я действительно увлекался и бывал многословен, как мне не упускали случая заметить. Вы понимаете, кого я имею в виду. Но ведь это отнюдь не значило, что я болтлив! И то, что Палму сказал это так пренебрежительно, оскорбило меня до глубины души. Но выяснять отношения и получить, быть может, еще один щелчок по носу мне не хотелось, и я почел за лучшее промолчать.
Все-таки, пока мы шли через двор к машине, Палму решил меня утешить и сказал, помахивая зажатой в руке трубкой:
— Не переживай, мы его быстро опознаем.
— Как? — спросил я. — Ведь ни клочка бумаги, ни меток на белье! А вещи самые обыкновенные, дешевые. И ты сам говоришь, что в картотеке его нет. Мы же не можем устраивать простое опознание! Для этого у меня… у нас нет времени.