— Не выходите сразу! — сказал я как можно более паническим тоном.
— А что такое?
— Тут здоровенный черный полоз!
— О Господи! — охнула она. Она бы, наверное, снова грохнулась в обморок, если бы уже не сидела.
— Сидите тихо! — сказал я. — А то он поймет, что вы там, внутри.
— Боже мой! — дрожащим голосом простонала она. — Сделай что-нибудь!
— Не могу. Он здоровенный и кусается!
— Что ему нужно?! — умоляющим тоном сказала она, явно готовая заплакать.
— Не знаю. Он всегда болтается там, где дерьмо.
— Приведи сюда Джимми Дэйла!
— Хорошо, только не выходите! Он прямо возле порога. Думаю, он уже понял, что вы там, внутри.
— О Господи! — повторила она и заплакала. Я, пригибаясь, побежал назад, проскочил между курятниками, потом обежал вокруг огорода и приблизился к дому с восточной стороны. Шел я медленно и тихо, пробираясь между кустов, что служили оградой нашего участка, пока не добрался до густых зарослей, в которых можно было спрятаться и спокойно наблюдать за тем, что происходит у нас на переднем дворе. Джимми Дэйл стоял, облокотясь на машину, и все рассказывал свою историю, дожидаясь, когда его молодая жена покончит со своими делами.
Время тянулось и тянулось. Мои родители, Паппи и Бабка слушали истории Джимми Дэйла и смеялись, а он, закончив одну, тут же принимался за следующую. Время от времени кто-нибудь бросал взгляд в сторону сортира.
В конце концов мама не выдержала и пошла проверять, что там со Стейси. Минуту спустя от сортира донеслись их голоса, и Джимми Дэйл рванул туда же. Я поглубже запрятался в кусты.
* * *
Когда я вернулся в дом, было уже почти темно. Я наблюдал за домом издали, из-за силосной ямы, и видел, что мама и Бабка занялись приготовлением ужина. Я и так уже достаточно нашкодил, не хватало только еще и к ужину опоздать.
Все сидели, и Паппи приготовился благословить нашу пищу, когда я вошел в дверь с задней веранды и тихо занял свое место. Все смотрели на меня, но я лишь уставился в свою тарелку. Паппи быстро прочитал молитву, и все принялись накладывать себе в тарелки. После некоторого молчания, когда в воздухе уже скопилось достаточно напряжения, отец спросил:
— Ты где был, Люк?
— На речку ходил.
— Зачем?
— Просто так. Прогулялся.
Это звучало достаточно подозрительно, но они пропустили мое вранье мимо ушей. Потом Паппи, хорошо подгадав момент и с явной подковыркой в голосе, спросил:
— И много ты там видел здоровенных полозов? — Он был едва в состоянии произносить слова, так его распирало.
Я осмотрел всех, сидящих за столом. Бабка стиснула зубы, стараясь не улыбаться. Мама прикрыла рот салфеткой, но ее выдавали глаза: она тоже готова была рассмеяться. Отец как раз сунул в рот приличный кусок и как-то все же сумел его прожевать, сохраняя на лице спокойствие.