С берега на пристань бежали трое жандармов. Мужичок выругался и крикнул:
— Давай-ка, паря, в лодку, она слева.
Они прыгнули в лодку, обрезали канат, удерживающий её. В лодке было две пары вёсел. Мужичок ловко вставил их на место, а Фёдор оттолкнул её и уселся на соседнюю банку, вставляя вёсла по месту. Течение подхватило судёнышко, а и вёсла уже работали.
Когда жандармы подбежали к краю пристани, лодка уже была в 80–100 саженях. Стражи порядка разделились: двое осматривали трупы на пирсе, а один достал пистолет и стал целиться в беглецов. Мужик и Фёдор сидели спиной к носу лодки и лицом к пристани и гребли что было сил. Мужик командовал:
— Левым, левым, двумя сразу, правым, левым, левым, правым, правым.
Лодка удалялась от берега своеобразной змейкой, когда раздалось два выстрела подряд. Одна пуля прошла выше, другая отщепила кусок с кормы и ушла вбок. Теперь не достанет, далеко отошли, однако третий выстрел достал. Фёдор откинулся и схватился за предплечье. Рукав быстро намокал, лодка же была на стремнине и понеслась вниз по течению. Они ушли. Причалив к берегу, в двух верстах ниже перевязали руку и познакомились.
— Олег Корнеич, кличут — Фишкун.
— А я Фёдор.
— Кличут тебя, как я догадался — Корявый, — с улыбкой добавил Корнеич.
— Ты чего обзываешься, — возмутился Фёдор.
— Не обзываюсь я, просто у нас всех рябых Корявыми зовут.
Фёдор промолчал, но понял, что теперь ему век быть этим самым Корявым. Олег Корнеич спросил:
— Ты почему мне помог?
— Дак их четверо против тебя одного — несправедливо, — ответил Фёдор.
— Ишь ты, а если они были правы, а я нет, тогда как? — продолжил Фишкун.
— Я всё видел. Тот, кто злится и орёт, тот всегда неправ, — ответил Фёдор. — Ты же их уговаривал, что-то растолковывал, а они злились. Я ж сидел близко и всё слышал.
— На пристани что делал? — спросил Фишкун.
— Да вот сидел, глядел, думал в артельку какую подрядиться.
— А ты что, из старателей? — улыбаясь, проговорил собеседник.
— Да, почитай, с мальчиков на прииске был представлен и вашгерту на Урале, да и колоде в Мартайге>[32], и доводить шлих могу и амальгамировать и ещё много, что по золотничной части положено разумно.
«О таком товарище только мечтать можно, да и мужичок решительный и не из трусливых — духом крепок. Разговор опять же бесхитростный, видно, не врёт», — подумалось Корнеичу. Феде же похужало.
— Что-то не в себе, — проговорил раненый.
— А ты что хошь — пулю сплавил. Ещё не без добра, что сквозная. Если б кость задело, мук принять больше бы пришлось. Ладно, пошли. Здесь недалеко в деревушке бабка есть — костоправка, травница. Чай, поспособствует беде, — отозвался Фишкун.