Славе ответила Вика. По своей новой нехорошей привычке. В рифму.
Трах-бабах!
Всё таки с приземлениями у меня проблемы. Так и до переломов не далеко. Надо с этим что-то делать. Определённо надо.
Так, а где я вообще? Что-то дежурного вопля не слышно. А он должен быть, без него уже как-то скучновато.
Комната типа кабинет. В одном углу камин, в другом рабочий стол, пара кресел и по стенам стеллажи, стеллажи, стеллажи с книгами.
Сажусь, поправляю одеяло, громко икаю с снова глупо хихикаю. Надо бы догнаться, а то пиво уже отпускает.
Замечаю у одного из кресел журнальный столик, а на нём вожделенная бутылка, на треть пустая, и бокал рядом. Это кто же у нас так эстетствует? Неужели муж? Почему бы и нет, собственно? Не из гранёного же стакана британцу вискарь жрать. Ничего, если у нас всё склеится так, как я хочу, я его спирт водкой научу запивать. Я и такое умею. Нехорошие люди в своё время научили.
Выпутываюсь из одеяла и, на четвереньках, ползу к бутылке. Встать не могу, пол шатается. Доползаю минут через пять, по пути пару раз запутавшись в руках. Пиво отпускает, отпускает... Но какое же оно забористое, оказывается! Надо будет у Упыря спросить, где он такое пиво брал.
Наконец доползаю до точки "Б" и упираюсь лбом в столик.
- Ы-ы-ы-ы-ы, - выдаю я, бодая ножку. - Пусти.
Столик не пускает.
- Ну и фиг с тобой.
Сажусь на пол и тяну загребущие ручонки к бутылке, попутно переворачивая бокал. Тот падает на бок и катиться, катиться, катиться... А потом разбивается. Вдребезги. Почему-то это мне кажется очень смешным.
Присасываюсь к бутылке, делаю пару глотков и тут же выплёвываю. Точно, вискарь. Дрянь жуткая, на самом деле. Я вообще не понимаю, как его можно пить? Его даже колой не спасёшь.
- Почему тут нет вермута? - взгрустнулось мне. - Хочу вермута. С колой. Да!
Однако Мирозданию плевать на мои желания с высокой колокольни.
- Всё самой, - всхлипываю я от накатившей жалости к себе. - Всё приходится делать самой. И не одна зараза не пожалеет. Хнык-хнык!
- Конничи-ва, Садако-сама, - раздаётся сверху.
Садако?! Где Садако?! Оглядываюсь и сплёвываю. Нет там никакой Садако. Только моё одеяло белеет сиротливой кучкой. Так, но раз у меня за спиной нет никакой Садако, то это значит, что обращались ко мне. Поднимаю руку, убираю волосы с лица, и тут до меня доходит, почему на меня все так реагировали. Я ж вся в белом и лохмы чёрные личико прикрывают. Блин, вот почему до меня вечно доходит, как до жирафа? Вновь начинаю идиотски хихикать обнимаясь с бутылкой.
Сверху что-то спрашивают на английском. Смотрю вверх и икаю. Муж. Более ранняя версия. Лет на пять, наверное. По крайней мере морщин меньше и волосы короче, только-только уши закрывают, даже до подбородка не достают.