Оправдание (Бушуев) - страница 2
— В следственном изоляторе сидят не за что-то, — мягко поправил я. — Это просто мера пресечения, дабы не допустить ухода обвиняемого в бега или каких-то действий, могущих помешать ведению следствия… Хотя, конечно, ей от этого не легче, если она невиновна, как ты утверждаешь.
— Она невиновна, я уверен в этом, — убежденно сказал Сергей. — Помогите ей, прошу вас. Повторяю, в ближайшее время я обязательно найду возможность с вами расплатиться. Главное, чтобы она была или оправдана в суде, или чтобы ее освободили из-под стражи в связи с недостатком улик. Чем скорее, тем лучше! Представляю, каково ей сейчас сидеть в этом ВИЧ-инфицированном свинарнике, вы ж там постоянно бываете, наверняка знаете, какая мерзость этот СИЗО…
Да, в следственном изоляторе я по роду профессии бываю довольно часто. В принципе, половину своих клиентов я впервые встречаю именно в стенах этого малоприятного учреждения на Екатерининском шоссе. Антисанитария, теснота, неаппетитные запахи, хамство администрации, тяжелейший психологический климат — все это есть, все это никуда не исчезло с советских времен. В женском отделении, конечно, получше будет, но для двадцатидвухлетней девушки Насти, за которую просил Сергей Волков, тамошние условия все равно невыносимы после добропорядочной и спокойной жизни на свободе.
А по поводу помощи… Не то чтобы я совсем не умел отказывать людям, которые обращаются ко мне с просьбами, но в данном случае сказать: «Нет, извини, я не могу», — и сослаться на кучу неотложных дел было бы непорядочно. Да, да, именно такое слово здесь наиболее уместно, слово, порядком подзабытое в наш меркантильный век. Во-первых, особой занятости у меня как раз не было, если не считать гражданского дела о взыскании задолженности с физического лица и еще одного дела об административном правонарушении, повлекшем лишение водительских прав. А во-вторых, меня, адвоката Лебедева, связывает более чем тридцатилетняя дружба с матерью этого молодого человека, Людмилой. В далекие семидесятые мы с ней учились на одном курсе и даже дипломы получали из рук декана в один день. Некоторое время я был в нее влюблен. Впрочем, все парни из нашей группы хоть на несколько дней в нее влюблялись, ничего странного в этом нет, ведь в то время на технических факультетах прекрасного пола было крайне мало. После получения дипломов наши пути разошлись, Люда стала работать по специальности и добилась впечатляющих успехов в рационализаторском деле, у нее на счету около двадцати запатентованных изобретений и примерно столько же научных статей, она заслуженный изобретатель Российской Федерации. Многих наших парней обошла, молодец. Ну а мне с применением полученной специальности не повезло, как-то не лежала душа к формулам и графикам. Зачем, спрашивается, поступал на техническую специальность? Да просто ошибся, принял временный всплеск интереса чуть ли не за жизненное призвание, да еще к тому же институт недалеко от дома располагался… В старших классах с физикой и химией проблем не было, а вот уже на первом курсе понял: не мое. И через несколько лет, изнывая от скуки в одном малопрестижном НИИ и почитывая время от времени детективные романы, наконец нащупал то, что меня действительно интересовало. Поступил в юридическую академию, успешно ее окончил и с конца восьмидесятых занимаюсь адвокатской частной практикой. А после восьмидесятых были девяностые — какое время! Грязное, отвратительное, время втаптывания в навоз всех былых идеалов, огульного отрицания всего, что было «раньше», время разрушений и катастроф… Но хоть и стыдно об этом говорить, удивительно плодотворное и насыщенное время для людей моей второй профессии. Разгул преступности — основа благосостояния адвокатов, особенно таких, как я, специалистов в области уголовного права. Какие только негодяи ко мне не обращались, каких только подонков не приходилось отмазывать от высшей меры или от зоны!.. Не скажу, что все выигранные мною процессы легко мне дались. Привитые с детства идеалы мешали и по сей день мешают, я ведь с раннего детства усвоил простые истины на тему «что такое хорошо и что такое плохо». Но в процессе адвокатской деятельности у меня выработался механизм психологической защиты, смысл которого в том, что я научился отделять работу от жизни. Разваливать уголовное дело против какого-нибудь обкурившегося отморозка, совершившего тяжкое преступление ради очередной дозы (и не скрывающего от меня свою виновность), — это моя работа. В конце концов, отморозок тоже гражданин и имеет те же формальные права, что и остальные жители нашего государства. Отстаиваю его интересы в суде, ищу (и нахожу) прорехи в уголовном деле, полемизирую с прокурором, высасываю из пальца смягчающие обстоятельства — и успокаиваю себя тем, что это всего лишь работа, которую выполняет не конкретный человек Валерий Павлович Лебедев, а тот адвокат, роль которого он играет… Ну, как актер в театре.