По правде говоря, мне в такое тоже верилось с трудом. Я понимал, что почва уходит у меня из-под ног, и все же защищался:
– Да, представить такое нелегко. Я тоже сомневался в том, что убийца Енсен, но согласись, что орудие убийства и напечатанное на машинке признание – достаточно веские улики.
Патриция молчала почти полминуты.
– Напечатанное на машинке?! – недоверчиво воскликнула она. – Ты сказал, что признание было напечатано на машинке?!
Скептицизм Патриции передался и мне. В самом деле, что-то не так – но что именно?
– Да. Текст предсмертной записки Конрада Енсена напечатан на машинке, но внизу стоит подпись, и она бесспорно принадлежит ему!
Снова молчание. Потом в голосе Патриции зазвучали стальные нотки.
– Да ведь Конрад Енсен едва умел читать и писать! Не думаю, что он умел печатать на машинке. Кстати, ты никогда не говорил о том, что у него в квартире имеется пишущая машинка. Есть она у него или нет?
Ее вопрос показался мне ударом в солнечное сплетение. Я ведь лично осмотрел немногочисленные пожитки Конрада Енсена после убийства Харальда Олесена, а сегодня снова обошел все комнаты, но пишущей машинки нигде не видел.
– Если в его квартире нет пишущей машинки, тогда как Конрад Енсен мог лично напечатать предсмертную записку? По твоим словам, последние дни он боялся нос высунуть из квартиры! Будем надеяться, ты найдешь какой-нибудь подходящий ответ на тот случай, если к тебе прицепится журналист с интеллектом выше среднего – там, у тебя, в реальном мире!
На сей раз это был нокаут. Я крутанулся в кресле и неожиданно очень обрадовался тому, что сижу в кабинете один.
Когда Патриция спросила, все ли со мной в порядке, я ответил, что скоро к ней приеду. Она сказала, что будет меня ждать, напомнила, чтобы я захватил с собой пистолет и записку, и повесила трубку. Я понял намек и бросился прочь из кабинета – в реальный мир.
7
Судя по всему, известие о смерти Конрада Енсена одновременно задело и подхлестнуло Патрицию. Сосредоточенно хмурясь, она выслушала мой отчет о том, с кем я встречался и беседовал до обнаружения тела Енсена. К моему облегчению, она только покачала головой и махнула, предлагая продолжать, когда я заикнулся, что, наверное, вел себя не слишком вежливо в американском посольстве во время беседы о Дарреле Уильямсе. Мой отчет захватил нас обоих. Кофе, который подала нам Беате, остался нетронутым.
Закончив рассказ о событиях дня, я устроился в кресле поудобнее.
– Согласен, вопрос о пишущей машинке очень важен и Енсен, возможно, не покончил с собой, но разве его самоубийство исключено? – неуверенно спросил я.