Мы с Хансом Андерссоном переглянулись. Он понял, о чем я думаю, и показал наверх, в сторону перевала.
– В то утро, когда Оленья Нога и Олесен возвращались домой, Оленья Нога шел чуть позади Олесена. Я стоял здесь с биноклем и следил, как они скрываются за перевалом. Понятия не имею, что с ним случилось потом, но до сих пор вспоминаю тот день в конце зимы…
Я обещал обязательно сообщить ему, если что-то узнаю об Оленьей Ноге, а потом спросил, что случилось с Сарой Сундквист.
– Это тоже печальная история, хотя, конечно, чудо, что ее жизнь была спасена. Она была очень милой малышкой и несколько недель прожила у нас, играла с нашим сыном. Мы с женой даже хотели ее удочерить, но… не вышло. Судя по тому, что Харальд Олесен узнал о ее родителях, они были не просто беженцами, но евреями. Мой тесть пришел в ярость, узнав об этом. Вот почему в конце концов мы отправили малышку в Гётеборг, в бюро по усыновлению. Нам было очень больно расставаться с ней. Много лет мы не знали, что с ней случилось. Хорошо, что ее удочерили добрые, хорошие люди. Я рад, что, несмотря на такое тяжелое начало жизни, сейчас у нее все хорошо.
Я насторожился – внутри все похолодело. Стараясь не выдавать волнения, я спросил, откуда ему известно, что у Сары все хорошо. Ханс Андерссон не замедлил с ответом:
– Да ведь она сама приезжала сюда, и я ей обо всем рассказал. Должно быть, с тех пор прошло уже несколько лет. Наверное, в Гётеборге ей сообщили, как звали ее родителей, и кое-что рассказали о том времени. Естественно, ее очень интересовал Харальд Олесен, и еще больше – Оленья Нога. – Увидев выражение моего лица, Ханс Андерссон бросил на меня вопросительный взгляд. – Разумеется, перед тем как что-либо ей рассказывать, я позвонил в наше главное управление. Но там придерживались того же мнения, что и я: она имеет право знать то, что нам о ней известно. С тех пор прошло уже много времени, кроме того, в произошедшем не было ничего криминального – во всяком случае, у нас, в Швеции, никто никаких преступлений не совершал.
С ним трудно было не согласиться, и все же меня охватили гнев и беспокойство. Сара Сундквист в очередной раз солгала мне! И на сей раз она представала отнюдь не в хорошем свете.
Я заверил Ханса Андерссона, что он поступил правильно, и он как будто немного успокоился. Я тут же спросил, можно ли из его кабинета сделать важный звонок в Осло.
3
Набирая номер, я живо представлял себе Патрицию, сидевшую в своей просторной комнате в «Белом доме» и нетерпеливо ждавшую звонка. Как я и думал, она ответила после второго гудка и, часто дыша, выслушала сокращенный пересказ истории Ханса Андерссона. К моему легкому раздражению, она сразу догадалась, что под курткой у Оленьей Ноги был ребенок, еще до того, как я сообщил об этом, хотя мой рассказ занял гораздо меньше времени, чем у Ханса Андерссона. Мне показалось, что она не слишком удивилась, узнав, что Сара Сундквист снова опередила нас и уже побывала в Сэлене.