Свеннсен не сомневался в том, что биография Олесена вызовет большой интерес. Об убийстве он знал немного, поэтому у него не было пока никаких «рабочих версий». И все же, поскольку хорошо знал жертву, он выдвинул несколько предположений. Желать смерти Олесена могли представители американской разведки, страдающие паранойей, или бывшие нацисты, которые хотели ему отомстить. После моего наводящего вопроса Бьёрн Эрик Свеннсен согласился, что то же относится и к коммунистам, хотя лично он считал, что месть членов компартии не столь вероятна. По его мнению, политическая карьера Олесена едва ли дает основания для убийства. Конечно, он пользовался уважением как член кабинета министров и один из руководителей партии. Но за время пребывания на ведущих должностях Олесен никогда не участвовал в крупных политических дебатах, и его политическая деятельность завершилась без каких-либо конфликтов. Война стала во многих отношениях вершиной его карьеры. Он сам признавался, что в роли министра не блистал и в конце концов сам попросил премьер-министра дать ему отставку, понимая, что в противном случае его вскоре попросят уйти.
Вдохновленный его предположениями об американской разведке и старых нацистах, я показал Бьёрну Эрику Свеннсену список соседей Олесена по дому и спросил, не попадались ли ему их фамилии в другом контексте. Он ответил, что уже записал их имена в ходе одного из визитов к Харальду Олесену, но они больше нигде ему не встречались. Он назвал «невероятным совпадением» то, что по соседству с Олесеном жил американский дипломат, но имя Уильямса в его расследованиях ни разу не всплывало. И сам Олесен никогда ничего не говорил о соседях. Свеннсен лично коротко беседовал со сторожем и его женой; расспрашивал их о работе Олесена в годы войны. Сторож показался ему типичным пьяницей, хотя на вопросы отвечал на удивление четко и ясно. Жена сторожа стыдилась мужа; когда он засопел носом, она покачала головой и вышла из комнаты.
Свеннсен мало что мог рассказать о Харальде Олесене как о человеке. Олесен очень любил жену и несколько раз повторял: больше всего он жалеет о том, что у них не было детей. Отношения с братьями и сестрами он поддерживал хорошие, но вот с племянником и племянницей виделся редко и отзывался о них не слишком мягко. Однажды, говоря о них, Олесен со вздохом заметил, что, как ему кажется, он заслуживает лучших наследников. Впрочем, больше он эту тему не затрагивал, и Свеннсен не знал ни о каких драмах в связи с завещанием.
Самый большой сюрприз, однако, ждал меня позже. Неожиданно Свеннсен сказал, что Харальд Олесен в последние годы жизни вел дневник. Когда я спросил, где дневник сейчас, он тут же извлек из своего рюкзака две тетради на спирали с надписями «1963/64» и «1965/66». Он взял их у Олесена на время, чтобы работать над биографией. Правда, Свеннсен тут же сокрушенно добавил: в связи с убийством из дневников почти ничего нельзя почерпнуть. Давая ему дневники, Олесен ни на что особенно не рассчитывал. В основном его записи – просто констатация фактов и перечисление мелких повседневных событий. Он упоминал письма и телефонные звонки старых друзей и знакомых, вкратце описывал события дня. Племянницу и племянника упомянул всего пару раз, а имена соседей в дневнике и вовсе почти не попадались.