– Что там происходит? – спрашивала Лулу, усевшись на перевернутый динамик и дергая Джиджи за лодыжку.
– Не знаю, – ответила Джиджи, – дай мне минуту. И хватит меня тянуть за ногу, Лулу Ляшалль, или я действительно упаду!
Лулу отпустила ее ногу, но гомон внизу не стихал.
– Ты же не обезьяна, Джи! Спускайся!
– Джиджи, что ты видишь? Это действительно он?
– Он такой же красивый, как на фотографиях?
Джиджи закатила глаза. По крайней мере, хотя бы Лулу, в отличие от остальных девчонок, понимала, что не стоит всерьез рассчитывать на этого мужчину. Они искренне верили, что богатый парень может осчастливить одну из танцовщиц и взять ее в мир роскоши и неограниченного шопинга.
Он настолько быстро повернулся в сторону аквариума, что ей даже не хватило времени подумать. Разумеется, было уже слишком поздно прятаться обратно за занавес. Он пристально смотрел на нее.
Джиджи показалось, что она с силой врезалась в стену. Внезапно в ушах у нее зазвенело, и она поняла, что балансирует на краю аквариума вовсе не так надежно, как ей казалось. Она испуганно ахнула, почувствовав, что соскользнула на несколько сантиметров. Мужчина продолжал смотреть на нее, словно пришел сюда именно за этим.
Джиджи соскользнула еще на сантиметр. Он нахмурился, когда она попыталась переступить поудобнее. В тот же момент она поняла, что окончательно потеряла равновесие и все, что она может сделать, – сгруппироваться перед падением.
Возможно, Халед так бы никогда и не узнал, что владеет этим небольшим зданием на Монмартре, если бы кто-то не достал список владений, принадлежащих русским, и не опубликовал их. Это прекрасно – скупать недвижимость в квартале Маре и на юге Ривьеры, но попробуй тронуть одно из парижских кабаре – и тебя возненавидит весь город.
Не то чтобы Халед обращал внимание на то, что думают о нем окружающие. Он, сын русского солдата и чеченки, рос среди людей, старательно избегавших его, и этот опыт закалил его и научил пользоваться кулаками, хотя теперь он использовал свою силу, научившись не принимать ничего на свой личный счет. Женщина, с которой он некоторое время встречался, называла это эмоциональной отстраненностью.
Отстраненность и внешнее равнодушие сослужили ему хорошую службу. Подчинись Халед своим эмоциям, скорее всего, его убили бы еще до того, как он достиг двадцатилетия. Там, где он вырос, – это обычное дело. Он рано повзрослел и выжил только благодаря этому. Именно поэтому его бизнес в Москве процветал. Он твердо знал, как добиться желаемого, и не позволял сантиментам брать верх над разумом.