— Смотри — он будет жить, — Лукка указал жующим подбородком на море. На фоне сероватой гальки двигались две фигуры, подвязанные длинными белыми фартуками — они осторожно несли к воде стеклянный шар и, взобравшись на бетонный мол, выплеснули его содержимое в воду.
— Теперь можешь есть спокойно. Твой дружок уже удирает восвояси. Он вырастет большой и добрый, а когда-нибудь спасет девочку-Алису, попавшую в кораблекрушение.
— Ага, я поняла, ты сочиняешь сценарий для женских сериалов, поддела Алиса своего визави.
— Угадала. Сочиняю, причем очень длинные и сентиментальные. — А вот тебе достаточно есть мороженное. Будет болеть горло. И не хныкать — я ведь могу и выпороть.
…Было уже три часа пополудни, когда они въехали в Ассизи, где Лукка намеревался показать Алисе нечто особенное.
Старинный городок, выстроенный в средние века на высоком холме, венчал собор Франциска Ассизского, видный издалека. Когда запыхавшийся «альфа-ромео» вскарабкался по брусчатке узкой крутой улочки, в соборе кончилась служба и монахи в черных рясах, подпоясанных веревками по примеру св. Франциска, выходили из разных ворот. Алису удивили ясные румяные лица парней о чем-то оживленно беседующих.
Путешественники вошли внутрь храма, в царившую там торжественную тишину, понизив голоса до шепота. В центральном нефе у потемневших каменных колонн светились в сумраке огромные букеты белых лилий. Служители-монахи с помощью специальных палок, увенчанных металлическими колпачками, гасили свечи в высоких металлических канделябрах.
— Иди сюда, — Лукка потянул Алису в сторону. — Смотри, здесь сохранились фрески работы Джотто — гордость Ассизи. Роспись, покрывавшая стены, запечатлела евангельские сюжеты. Странно было думать, что кисть великого живописца касалась штукатурки пять веков назад.
— А вот это — ты! Я сразу узнал, — Лукка подтолкнул Алису к «Благовещанию». Ангел с пальмовой ветвью преклонил колени перед удивленно и благостно взирающей женщиной с золотым сиянием над головой. Алиса уставилась на Марию, отыскивая в ее лице свои черты, а на нее, ожидая эффекта и торжествуя победу, смотрел этот странный итальянец, углядевший в утонченной парижанке джоттовскую Мадонну.
Позже Лукка рассказал, как ребенком любил засыпать в комнате няни, где над кроватью с блестящими железными шишечками, рядом с деревянным распятьем, была приколота репродукция фрески. Мальчик подолгу смотрел на лицо Марии пока глаза не начинали слипаться, молясь, чтобы она явилась к нему во сне. Белое крахмальное кружевное покрывало пахло ванилью и воском, шершавые нянины ладони гладили волосы ребенка и он засыпал, но видел не ангела и Марию, а свою мать Изору — холодную и властную женщину, изредка навещавшую дом между постоянными европейскими турне. Изора имела красивое сопрано и это было главным в ее жизни и в жизни мужа — графа Бенцони.