Однако он ею не воспользовался, отложив для себя решение этих проблем на полтора десятилетия. Нынешний же санитар-служащий ГС не имел ни малейшей предрасположенности к подобным дискуссиям, приобретающим зачастую характер абсолютно маразматических мемуаров. Несмотря на минимальный интерес к откровениям доктора Майера, в воображении Йохима засели образы Бонни и Клайда — щенков добермана, превращенных молодым ученым в ходе удачного эксперимента в неких обезьяноподобных монстров, которых ему удалось выдать за детенышей вымершего вида человекообразных обезьян Эти уродки были очень привязаны к хозяину и временами разделяли с ним застолье, сидя на высоких детских стульчиках.
Впрочем, фантазии впадающего в безумие фанатика-биофизика вряд ли стоило принимать всерьез, как и его покаянные загадочные полупризнания о преступном сотрудничестве с нацистами, имевшими, якобы, самые серьезные исторические последствия.
Майер умер ранней весной, проведя в обществе Йохима последние восемь месяцев своей долгой, запутанной жизни. Он уходил в беспамятство, усмиренный сильнодействующим уколом, изредка всхлипывая в трубочку кислородного питания.
Комнату мягко освещал ночник, дежуривший на стуле у изголовья старца юноша дремал, утопив в колени «Духовные чтения». Земной срок Майера истекал в декорациях спокойного, почти домашнего уюта. В застывшей тишине, казалось слышался шелест песка в часах его жизни, тонкой струйкой убегавшего в вечность. С каждым коротким вздохом высохшего тела, последние песчинки покидали опустевший сосуд и вот уже последняя, на мгновение задержалась в тонком перешейке, сожалея о чем-то недосказанном.
В эту же секунду, будто кем-то окликнутый, встрепенулся Йохим и остолбенел: с потемневшего лица умирающего на него смотрели умные, насмешливые, молодые глаза. Озарение внезапной догадки полыхнуло в сознании Йохима с безошибочностью ясновидения он ощутил, что между ними и покидающим мир старцем существует связь, более таинственная, могущественная и важная, чем это можно понять или объяснить кому-либо…
Через минуту в палате суетились врачи, зафиксировавшие смерть, а Йохим глотал микстуру с острым запахом ментола и валерьянки, слыша как позвякивают его зубы о край стакана — это была первая смерть, невидимкой прошедшая рядом.
Еще три долгих светлых месяца отслужил Динстлер в доме св. Прасковеи, мучительно ощущал контраст между пробуждающейся природой и человеческим умиранием.
Сестра Иза упорно снабжала кузена духовной литературой, тайно ожидая проявлений его духовного преображения, но поводов для радости ее угрюмый подопечный не давал. Книги с назидательными историями из жизни великомучеников он толком и не читал, пробегая поверхностным взглядом: душу его они не трогали, а мысли блуждали далеко в стороне.