Баркова предпочитала природно-животный инстинкт стадному коллективистскому существованию, которое ставит человека в рабскую зависимость от идиотских обстоятельств, дебильных, но страшных идей, тоталитарного насилия и т. д. Отсюда «ироническая фантастика» (определение Барковой), фельетонно-гротесковый стиль ее прозы, склонность к памфлету, заставляющая вспомнить традиции Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Чехова, а из западных писателей — столь любимого Барковой Анатоля Франса.
Надо отметить и другое. При всей склонности к сарказму, ироническому письму Баркова в своей прозе, пусть и в потаённом виде, сохраняет трагический лиризм, свойственный ее стихотворному творчеству. В эпоху крушения гуманизма, расчеловечивания личности она оставалась гуманистом-стоиком, тоскующим, говоря словами К. Леонтьева, по «цветущей сложности жизни», преданным изначальной идее «духовного творчества» как главного дела жизни. И в этом ее отличие от мелкотравчатых постмодернистов, возводящих в культ всевозможную низость.
Баркова мечтала создать политический роман, от которого остро пахло бы, как сказано в ее дневнике 46-года, «язвительным гением Макиавелли». Мечта эта осталась неосуществленной. Да что там роман! Даже небольшие повести, рассказы, эссе, составившие эту книгу, дошли до нас в черновиках, без последней авторской правки. Впрочем, о какой правке может идти речь, если прозаические произведения и после смерти поэтессы (апрель 1976 года) находились под арестом… И все-таки чудо свершилось. К нам возвращаются рукописи поэта, чье имя уже не вычеркнуть из истории литературы. Кажется, сбывается желание Анны Барковой, высказанное ею в гулаговских стихах пятидесятых годов: «Может быть, через пять поколений, // Через грозный разлив времен // Мир отметит эпоху смятений // И моим средь других имен».
Луна делается в Гамбурге, и прескверно делается.
Делает ее хромой бочар, и видно, что дурак:
никакого понятия не имеет о луне. Он положил
смоляной канат и часть деревянного масла,
и оттого по всей земле вонь страшная, так что нужно
затыкать нос.
Гоголь. «Записки сумасшедшего».
Бессвязно о себе и кое о чем
Мания преследования — ужасная вещь, но еще ужаснее страдать манией преследования и быть вынужденным скрывать ее от окружающих.
В последний год это было моим главным занятием. Как политическая преступница, «враг народа», в 1947 году я была арестована и осуждена на 10 лет. Через 8 с лишним лет меня освободили как инвалида, а вскоре я узнала, что срок наказания сокращен мне до 5 лет и я амнистирована.