Зацепив за уши мягкие круглые дужки очков Эн подъехала к балконной двери, раздвинула тяжелые бархатные шторы — цвета шоколада в бежево-золотистых выпуклых букетах.
— О-ох… Штиля и тепла пока не предвидится. Но как чудесно светятся окна кафе! На столиках горят разноцветные свечи, в вазах цветы. А у всех, кто стряхнув зонтик, скрывается в дверях отелей и ресторанчиков, — вид таинственных влюбленных. Но он никого не ждет. Он здесь совсем один.
— Бедолага Риголетто? Кто же просит милостыню в дождь? Наверное, он смотрит на темное море и думает о том, что в следующей жизни обязательно станет моряком.
— Я не о нищем. Там один парень — иностранец. Приходил сюда после обеда, и теперь вернулся — уселся на тумбу с пакетом в руках. Кормит чаек, жмущихся у каменного парапета.
— Почему ты решила, что он иностранец и никого не ждет?
— Он с дорожной сумкой, Ди. А тот, кто ждет даму, не обматывается шарфом до ушей. Скорее — подставляет грудь ветру, распахнув куртку. И нетерпеливо курит, уже как бы озаренный огнем предстоящей встречи. На этом же лежит печать потерянности, одиночества.
— Погоди, не отвлекай, — Ди сосредоточенно считала петли: — Зайде очень понравилась распашонка для новорожденного, сделана по старинному обряду. Я хочу вывязать ещё такой же костюмчик — чепчик и рубашечку. Ведь её салон знаменит моими изделиями, — иронизировала Ди, отлично знавшая, что её кружева на прилавке не задерживаются.
— Хочешь взглянуть на этого парня?
— А что с ним?
Эн пододвинулась, освобождая место у окна. — Посмотри и все. Она передала сестре перламутровый бинокль.
Зажав клубки в переднике, Ди выглянула на улицу. Под уютно светящимися окнами ресторанчика лоснился мокрый булыжник, белая «зебра» перехода и жирная стрелка указывали на море. Прямо у её острого конца, присев на каменную тумбу, ссутулился молодой мужчина. У ног — черная спортивная сумка, в руке бумажный пакет. Волнистые длинные пряди перебирает ветер. Оранжевый свет вывески ресторана «Каприччо» тревожно и четко очерчивает профиль: крупный нос с небольшой горбинкой, насупленный лоб, сжатые с каким-то тайным упрямством, губы.
— Грег?! — отпрянула Ди, схватившись за голову. Выскользнув из передника, разбежались по ковру клубки.
— Ну-ну, дорогая! — Эн задернула штору. — Парню нет и сорока, а Грег, Грег давно старик.
— Он жив?! — вырвалось у Ди. Но тут же, скрывая растерянность, она опустилась на ковер, собирая нитки.
— Жив, пока мы помним все. — Эн крепко сжала губы. — А ведь мы не можем забыть, правда? — еле слышно прошептала она.
— Угу… — откликнулась Ди. Она старательно искала что-то под креслом, пряча слезы.