Жизнь в розовом свете (Князева) - страница 65

— Я поправилась, уехала в Испанию, вышла замуж… Очень поспешно, словно боялась чего-то. Ты не явилась на свадьбу, ограничившись поздравительной телеграммой. Я не стала писать и не ждала от тебя вестей. Словно мы заключили молчаливый договор разделить наши судьбы.

— Я ждала Грега три года. И ничего…Армет исчез из моей жизни, будто летучее сновидение. Сегодня впервые увидела там на набережной его «заблудившийся» образ. — Эн наполнила рюмки. — Давай выпьем за разгулявшееся воображение, фантом, подтолкнувший нас, наконец, к самому трудному разговору.

— Но ведь мы обе видели его! — Ди рванулась к окну, замерла вглядываясь во мрак, с печальной улыбкой задернула штору: — Там пусто. Ни души.

— Естественно. Он сел на последний паром и уже давно в Стасбурге.

— Там его встретит прекрасная дама? — Ди предпочла поддержать очередной вымысел сестры, нежели согласиться с версией обманчивого фантома.

— Там у парня дела — это русский журналист, талантливый, известный, удачливый. — уверенно продолжила Эн. — У него были женщины и почти всегда неординарные. Он влюбился и даже женился на экстравагантной красотке, изучавшей мировую моду, считал себя везунчиком, а свой брак — чудесным… Хм… Этот парень из тех, кто умеет носить розовые очки, — редкость для наших дней, редкость.

— Мне кажется, нынешняя молодежь задыхается от пресыщенности. Она объелась благополучием, от розового и сладкого её тошнит. Чтобы подстегнуть интерес к жизни нужны горы трупов на киноэкране, галлоны крови, супер-экстравагантный секс. Злость, ненависть, риск подогревают остывшую кровь, заменителем радости становится ненависть.

— Этот не из таких. Хотя и выглядит крутым малым — ведь ему приходится иметь дело с шоу-миром. Не подходящая нива для прекраснодушия.

— Еще бы! Рай шизанутых наркоманов и аферистов. «Все на продажу», «Весь мир — дерьмо». И чуть не каждый, вскарабкавшийся на вершину популярности становится «дерьмее дерьма». Это заметил даже экстравагантнейший из забияк — Дали.

— Нет, парень, кормивший у причала чаек, другой породы. Он знает что такое умиление. И что такое милосердие — знает. Пойми, Ди, «розовые очки» не могут превратить навозные кучи в поляну веселых одуванчиков, не призывают восхищаться подлостью, низостью, уродством. Но если цветочки пробились на захламленном пустыре, я увижу их, а не мусор. Я не умею быть милосердной к нелюдям — монстрам, потерявшим человеческий облик. Но я не из тех, кто может жить ненавистью из-за того, что мне причинили боль.

— Если нам так хочется — оставим розовую иллюзию, — согласилась Ди. Мы властны над красками, которыми пишем свою жизнь… Когда речь шла о выборе тональности, я всегда предпочитала мажор и выдерживала его в самых отчаянных ситуациях! — Ди широко распахнула голубые глаза, удивляясь собственной стойкости. — Когда-нибудь расскажу, как провозилась целый день не клумбе после того, как мой муж убежал на свидание к другой. На зубах скрипела земля, я утирала слезы локтем, размазывая по лицу грязь. А потом с изумлением поняла: я плачу о розах — их тленной прелести, их наивной радости майскому дню и щедрому благоуханию… Я ощутила вдруг свою причастность ко всему живому, явившемуся на свет, чтобы сгинуть.