До своей норы девочка добралась, когда уже совсем стемнело. Нырнув под полог, изготовленный из грязных тряпок, наброшенных на торчащую из плиты арматурину, Ук на мгновение задохнулась от ударившего в нос густого смрада, но тут же привычно сделала пару глубоких вдохов, чтоб побыстрее притерпеться, и закричала:
– Мама, мама, я принесла еду!
Несколько секунд не было никакой реакции, а затем темный ком, валявшийся в дальнем углу норы на толстом обломке плиты, изображавшем из себя нечто вроде лежака, тяжело заворочался, и из него донесся слабый голос:
– Х-х-хо-о-шо… евоч-а ма-ая… о я ехощу… эсть… ушай ама-а-а…
– Да нет же, мамочка, – торопливо затараторила Ук, – нам обоим хватит. Вот, посмотри! У меня целых две порции! Давай вставай, я сейчас достану ложки.
– Две?.. – Ком еще сильнее заерзал, а потом из него выпросталась худая, дрожащая рука, затем вторая, и ком, слабо подергавшись, перекатился и… сел, свесив ноги с обломка. – Откуда?
– Я сегодня нашла упаковку «пищевых картриджей», – гордо сообщила Ук, ставя миски с «тошновкой» на край лежанки и склоняясь над разломанным пластиковым контейнером, у которого не было одной стенки. В этом «предмете мебели» они хранили весь свой немудрящий скарб – расческу с половиной зубьев, узелок с остатками соли, тонкую петлю крысиных силков, пару мисок и две вытесанные из найденного в развалинах «легкого» камня ложки. Достав последние, девочка развернулась к матери, наконец сумевшей-таки утвердиться в сидячем положении более-менее надежно.
– Кому отнесла? – тихо спросила мать, одновременно протянув дрожащие руки к миске с «тошновкой».
– Уважаемой Трубийе, – с готовностью ответила девочка. И пояснила: – Я больше никуда не успела бы. Да и к ней едва-едва. У нее, похоже, ночной заказ был, вот и задержалась.
Мать понимающе кивнула. «Тошниловки» традиционно закрывались с темнотой. Ну, если не было весомых причин поработать подольше, типа заранее оплаченного заказа или повеления, исходящего от держащей территорию банды… Ук передала ей ложку, и мать, пододвинув к себе одну из мисок, аккуратно зачерпнула гущу и осторожно, одними губами, втянула ее в себя, после чего блаженно зажмурилась:
– О-о-о… наваристая какая… с мясом…
– Только головы, хвосты и лапки, – улыбнулась девочка, сама торопливо работавшая ложкой. Самодельная ложка была неглубокой, и много в нее набрать было невозможно. Пустой желудок же требовал всего и сразу.
– И сколько она тебе пообещала?
– По две руки за «картридж», – сообщила Ук, не отрываясь от еды. – А принесла я полную упаковку. То есть… ну, не то чтобы совсем. Там несколько «картриджей» были погрызены. Но зато два – почти целые.