Ламия посмотрела в покрасневшее лицо Лайама и вдруг подумала: «А правда, чего я кобенюсь?! Другая бы на моем месте прыгала от радости – одинокий, обеспеченный, любит – чего еще надо?! И матери поможет, и дети, когда будут… тоже не оставит! Дура я все-таки, ей-ей… не зря мне мама это говорила! И за башмачника не вышла, и за пекаря – мол, не по любви ведь! Так всю жизнь любви и прожду. А есть ли она, любовь-то?»
Ламия невольно снова посмотрела на Энда, покусала губу и тихо сказала:
– Я подумаю. Наверное, ты говоришь все правильно. Только вот…
– Да ничего не «вот»! – Трактирщик взмахнул рукой, и лица Ламии коснулся порыв ветра, возникшего от энергичного движения огромной ручищи. – Через неделю праздник урожая, начинается неделя свадеб – вот мы с тобой и поженимся! Ну, соглашайся! Чего думать?! Сама знаешь – это правильно!
– Хорошо, я согласна. – Девушка кивнула и наклонила голову, пряча глаза. – Надеюсь, у нас получится.
– Получится! Обязательно получится! – Трактирщик сграбастал взвизгнувшую от неожиданности девушку в могучие объятия и, подняв на руки, пошел к трактиру. Ламия лежала на его руках, улыбаясь в синее небо, и думала о том, что, возможно, жизнь не так уж и плоха. И она, Ламия, – не такая уж неудачница! А еще – что Эндел, как настоящий ангел, принес ей удачу, и скоро мать будет здорова.
Эндел, Эндел… если бы она была моложе! Если бы ты не был таким добродушным улыбающимся дурачком… Эх, никогда не бывает так, как хочется! И надо принимать жизнь такой, какая она есть. Хватит фантазий. Двадцать шесть лет – ни семьи, ни детей… хватит!
* * *
– Куда он ее потащил? Он что, напал на нее? Хочет загрызть?
– Хе-хе… глупенький! Он любит ее! Почему сразу – загрызть?
– Люди злые. Они всех убивают. Вот я и подумал…
– Злые. А ты пришел в город, хотя я тебе и запретил! Ну и вот как ты себя ведешь, а? Мы как с тобой договорились – через три месяца я к тебе прихожу и все рассказываю! А ты что сделал?!
– Я соскучился, братец! – ментальный голос гарма выразил обиду, хотя Щенок сам не знал, как это получается – чувствовать эмоции в беззвучном голосе. Вероятно, тот, кто передавал, специально накачивал эмоции в передачу. Или же Щенок незаметно для себя стал эмпатом, чувствующим настроение окружающих, особенно если те связаны с ним кровными узами.
– Ладно, ладно! – Щенок отбросил топор, шагнул к водосточной яме, уходящей под булыжную мостовую, туда, откуда светились желтые глаза гарма.
Холодный влажный нос ткнулся в щеку человека, и горячий шершавый язык облизал лицо.
– Наконец-то! – Рагх радостно рыкнул и еще раз прошелся по лицу человека красным языком. Понюхал воздух, поводя носом, и, коротко фыркнув, сказал: