Озриэль издал стон облегчения.
— Так гораздо лучше! Так ба была здесь?
— Не просто была, она-то и передала оболочку.
— Давай с самого начала, — попросила Эмилия и удобно устроилась на соломе, приготовившись слушать.
Удовлетворить ее просьбу немедленно не получилось: Эол Свирепый, справедливо рассудив, что опасность миновала, указал на выход.
— В свою камеру, принцесса.
— Да-да, сейчас. — Я повернулась к Озриэлю, заправила ему локон за ухо и вложила во взгляд всю нежность и безумную радость, которые меня сейчас переполняли.
Он прижал мою руку к щеке, отчего угомонившиеся было бабочки снова затрепетали в животе.
Проходя мимо великана, я остановилась и подняла голову.
— Спасибо.
Он встретил это каменным лицом — маневр, который отныне не мог меня обмануть. Правда «спасибо» от мадам он не смог проигнорировать так же стойко: лицо пошло пятнами. Казалось, еще чуть-чуть, и он бухнется перед ней на колени, как перед мадам Лилит возле фонтана, и принесет присягу верности. Великан таки сдержался.
Когда он ушел, я рассказала друзьям все по порядку.
— То есть бабушка Озриэля устроила мадам Лилит сюрприз, явившись вместо Ореста? — переспросила Эмилия. — Я все правильно поняла?
— Ага, а та не сразу распознала подмену и не успела принять меры. Не знаю, на какие точки нажала госпожа Остиопатра, но мадам Лилит выглядела не слишком-то счастливой.
— Знаете, я уже хочу познакомиться с этой леди! — заявила мадам и встряхнула кудряшками.
— Надеюсь, ба на тебя не кричала или вроде того? — нервно спросил Озриэль.
— Ничуть не бывало, — успокоила я. — Скажу больше: кажется, мы с ней нашли общий язык.
— Эй, народ, — позвал Магнус, осторожно отгибая края свертка — кажется, тут что-то еще шебуршится…
Только тогда я вспомнила последние слова ифритки — о том, что внутри есть кое-что и для меня.
— Не трогай, Магнус! — воскликнула я и вскочила на ноги. — Это может быть…
Последний краешек отогнулся сам собой, оттуда вылетел красно-золотой вихрь, подхватил опешившего паука и поднял к потолку.
— …опасно, — докончила я, глядя на Магнуса, растерянно бегающего по бархатной подушке и, не удержавшись, расхохоталась.
— Не вижу ничего смешного, Оливия, — сердито заметил паук. — Кто-нибудь, снимите меня отсюда.
— Прости, — повинилась я и бросила на Озриэля вопросительный взгляд.
Ифрит сидел с раскрытым от удивления ртом. Опомнившись, приказал:
— Вниз!
Подушка повиновалась так резво, что Магнус заверещал, вцепившись в нее всеми лапками. Но приземление вышло мягким. Едва она коснулась пола, паук спрыгнул и поспешил прочь. Озриэль подошел, нагнулся и поднял подушку.