Последнее условие несколько озадачило Латимера. Но мистер Питерс объяснил: если Димитриос приедет сам, то есть шанс, что он может обмануть водителей. Тогда «мистер Питерсен» и «мистер Смит» закончат свою жизнь на авеню де ла Рен. Описания слишком ненадежны: люди в машине не смогут опознать, является ли курьер Димитриосом или нет. С женщиной такой ошибки они не допустят.
Как нелепо было думать об опасности при встрече с Димитриосом. Латимеру следовало бы с нетерпением предвкушать встречу с таким интересным человеком, чью дорогу он случайно перешел. После всех слухов о Димитриосе странно будет встретиться с ним лицом к лицу. Странно увидеть руку, которая паковала инжир и поднесла нож к горлу Шолема, глаза, которые так врезались в память и Иране Превезе, и Владиславу Гродеку, и мистеру Питерсу. У Латимера возникло ощущение, как будто ожила восковая фигура в комнате ужасов.
Какое-то время он смотрел в просвет между шторами. Наступало утро. Вскоре он заснул.
Ближе к одиннадцати его разбудил телефонный звонок. Мистер Питерс сообщил, что письмо Димитриосу отправлено, и пригласил вместе пообедать, чтобы «обсудить планы на завтра». Хотя Латимер считал, что они уже все обсудили, он все-таки согласился.
Целый день он слонялся по зоопарку, а последующий обед совсем его утомил. Они почти не говорили о планах, и Латимер сделал вывод, что это приглашение было еще одной из мер предосторожности мистера Питерса. Он хотел удостовериться, что сообщник, у которого теперь отсутствует финансовый интерес, не передумал сотрудничать. Латимер два часа слушал рассказ о работах доктора Фрэнка Крэйна и о том, что «Хромой и прекрасный» и «Просто человек» внесли самый важный вклад в литературу со времен «Отщепенца».
Под предлогом головной боли Латимер после десяти сбежал и отправился спать. Когда на следующее утро он проснулся, голова на самом деле болела, и он сделал вывод, что качество бургундского, которое так настойчиво рекомендовал за обедом хозяин, оказалось еще более скверным, чем вкус.
Как только сознание стало медленно проясняться, у него возникло чувство, что случилось нечто неприятное. И тут он вспомнил. Конечно! Димитриос уже, наверное, получил первое письмо.
Латимер сел на кровати и через минуту-другую пришел к глубокой мысли, что очень просто ненавидеть и презирать шантаж, когда читаешь или пишешь о нем. Но чтобы самому пойти на такой шаг, требовалось немало храбрости и твердое понимание цели. Он, видимо, не обладал этими качествами. Бесполезно было напоминать себе, что Димитриос — преступник. Шантаж есть шантаж, так же как убийство есть убийство. Макбету, возможно, было бы столь же трудно решиться на убийство Дункана, будь тот преступником, как и на убийство добродетельного короля. К счастью или нет, у него, Латимера, была своя леди Макбет в лице мистера Питерса. Писатель поднялся и пошел завтракать.