— Конечно. — Она села рядом с ним.
Тут же появился официант; мадам жестом отправила его прочь и взглянула на Латимера:
— Месье, вас я раньше не встречала. Вашего друга видела, хотя не здесь. — Она посмотрела на Марукакиса: — Вы хотите написать обо мне в парижских газетах? Если да, то вам стоит увидеть оставшуюся часть моего шоу — и вам, и вашему другу…
Марукакис улыбнулся:
— Нет, мадам. Мы злоупотребляем вашим гостеприимством в надежде на кое-какую информацию.
— Информацию? — В темных глазах промелькнуло недоумение. — Я не знаю ничего, что могло бы вызвать интерес.
— Мадам, ваша осмотрительность всем известна. Однако дело касается человека, который умер и уже похоронен. Вы знали его более пятнадцати лет назад.
У нее вырвался смешок, и Латимер заметил плохие зубы. Затем Превеза рассмеялась так вызывающе громко, что затряслось все тело. Этот отвратительный звук разоблачил навевающее дремоту чувство собственного достоинства и показал ее истинный возраст. Когда затих смех, она слегка закашлялась.
— Вы отпускаете завидно изящные комплименты, месье. Пятнадцать лет! Вы считаете, что я так долго буду помнить какого-то мужчину? Святая Дева Мария, полагаю, вы все же должны меня угостить.
Латимер подозвал официанта.
— Что будете пить, мадам?
— Шампанское. Только не эту дрянь. Официант знает. Пятнадцать лет!..
— Мы не смели надеяться, что вы помните, — начал Марукакис немного холодно. — Если вам что-нибудь скажет имя Димитриос, Димитриос Макропулос…
В тот момент она закуривала, но после этих слов замерла, держа горящую спичку в руке и сфокусировав взгляд на кончике сигареты. На несколько секунд ее лицо застыло, Латимер заметил только, как уголки губ медленно поползли вниз. Ему показалось, что шум вокруг внезапно стал тише, как будто в уши вставили вату. Мадам медленно прокрутила пальцами спичку и бросила ее на тарелку перед собой. Потом, не глядя на них, очень тихо произнесла:
— Я не хочу вас здесь видеть. Убирайтесь. Оба!
— Но…
— Вон!
Она не повышала голоса и не двигала головой.
Марукакис посмотрел на Латимера, пожал плечами и встал. Латимер последовал его примеру.
Превеза мрачно взглянула на них.
— Сядьте, — резко сказала она. — Мне не нужны сцены.
Они сели.
— Тогда объясните нам, мадам, — язвительно заметил Марукакис, — как мы можем отсюда убраться, не вставая со стульев.
Правой рукой она схватилась за ножку бокала, и в какой-то момент Латимеру пришла мысль, что она намерена разбить его о голову грека. Потом ее пальцы расслабились, и она что-то сказала по-гречески — так быстро, что Латимер не смог ничего разобрать.