— …Все же хуже — или по крайней мере коварней — поп-музыка и эти музыканты-гомики.
— …А большинство международных концернов все-таки находятся в Америке.
— Без сомнения.
— И отделить одно от другого невозможно. — Это уже говорил здоровяк. — Экология — как они ее называют. Черт их разберет — и профсоюзы, и большой бизнес: даже если и не преднамеренно, но все объединились между собой.
— Все в развитии, — сказал Мэйсон, и все закивали головами, видимо, зная, что он имеет в виду.
— Профсоюзы хотят больше денег для рабочих, это требует от правительства политики развития, а потом промышленность отравляет почву. Это замкнутый порочный круг, и все они слишком глупы, чтобы разорвать его.
— Потом все возвращается к выборщикам перед всеобщими выборами.
— Да, совершенно верно, — ответил Мэйсон.
Это были крепкие мужчины, с тихими голосами, в которых угадывался то ли йоркширский, то ли шотландский акцент. Я попытался выяснить, кто является заметным лидером в этой группе, но его, видимо, здесь не было. Они были одеты в хорошо сшитые твидовые пиджаки, брюки с кожаными заплатками и потрепанными манжетами, которые так предпочитают преуспевающие англичане. Компания смахивала на провинциальный вечерний клуб, где честолюбивые молодые люди пили слишком много вина и дискутировали над тем, что рабочие будут жить лучше без профсоюзов.
— Этим Гансам только дай объединиться, потом увидите, что из этого получится, — сказал Вилер.
— Кто увидит? — не понял Мэйсон.
— Да все увидят, — ответил Толивер. Он не смог утерпеть и вмешался в разговор, хотя собирался представить меня всей компании. — Восточная Германия — в основном аграрная страна. Своей сельскохозяйственной продукцией они собьют цены, а их кораблестроение еще припрет нас к стенке, попомните мои слова.
— Это перевернет всю Европу вверх тормашками, — сказал другой человек.
— За этим всем стоят янки. Бог их знает, какую кашу они заваривают за спиной у русских.
— Это Патрик, — представил меня Толивер. — Патрик Армстронг — сотрудник Исследовательского центра и… — Толивер смерил меня быстрым взглядом с ног до головы, — и, насколько я могу судить, всегда знает, что делает. — Он посмотрел на меня.
— Я предпочитаю рискованные партии на бильярде, — ответил я.
Их было полдюжины, от двадцати пяти лет и старше — до возраста Толивера. Их интересы могли быть очень разносторонними: от шахмат до парусного спорта. Я не был уверен, стоит ли за ними Уайтхолл, или же они орудуют под носом у английского правительства.
— Командир Вилер, — сказал Толивер, положив руку Вилеру на плечо. — Наш гость, видимо, желает войти в курс дела.