Я оглядела смутьянов снова.
Такая раса мне еще не встречалась. Коренастые крепыши, чуть пониже скандров, телосложением ужасно напоминали безбородых гномов. Нескладные, с руками до колен и словно обрубленными ногами они оглушительно галдели таким басом, что, казалось, угодила на концерт саксофонистов. Но инструменты попались на редкость некачественные, и вместо музыки выплевывали дичайшую какофонию. Зато акустика не подводила, стократно ее усиливая.
Я с радостью отметила, что мои уши пообвыклись с кошмарными буднями Академии и отказывались сдаваться на волю очередной звуковой атаки.
Наверное, теперь мне даже ночная дискотека не более, чем тихий шепот студентов о том — догадается ли препод, что доска намазана воском.
Лампы у потолка, по примеру аудиторных, временами утробно гудели, как киты-горбатки в брачный период. Благодаря им наша честная компания счастливо наблюдала резонанс воочию. Стоило драчунам сногсшибательно загундеть в унисон с лампами, те в долгу не оставались. Пластиковые плафоны бешено вибрировали, словно собирались вырываться из плена потолочного камня и присоединиться ко всеобщей вакханалии.
Одевались безбородые гномы в странные, мешковатые рубахи до колен из ткани, похожей на холстину. Штаны из той же грубой материи заправляли в кожаные сапоги с невиданным количеством клепок и кнопок. Казалось, иголок у кактусов и то меньше.
Лица смутьянов удивили меня.
Мелкие, почти женоподобные черты, гладкая кожа цвета молочного шоколада… Будто бы профессор Франкенштейн наведался сюда по приглашению знаменитого доктора Мастгури, с него станется. И два самых страшных светилы медицины в четыре руки пришили головы дроу к телам гномов. Насколько я поняла, местные электрошоковые процедуры легко поднимут и мертвых, и франкентшейнов на раз-два.
Впечатление усиливали белоснежные волосы, с голубым отливом, собранные в хвосты на макушках.
Отметя идею убедить студентов вести себя прилично с помощью легкого удара током или чем-нибудь тяжелым, я решила попытать счастья в переговорах.
Краем глаза заметила, что Вархар устает. Лицо его окаменело, посерьезнело, побледнело. Свободная поза варвара, хозяина положения, сменилась напряженной, неподвижной.
Секунды не прошло, световая стена замигала, то вспыхивая ярче, то превращаясь в еле заметную белесую завесу. Казалось, между смутьянами натянули тонкий тюль. Теперь Вархар напоминал мне лампочку, чей срок службы безнадежно истекает, и бедный электрический прибор испускает последние лучи.
Испугалась я не на шутку. Смутьяны загалдели, задвигались, принялись разминаться. Они поводили плечами, растягивались, бежали на месте, как боксеры перед выходом на ринг. Мелкие заразы ожидали, что вот прямо сейчас, с минуту на минуту возобновится потасовка стихий. Но Вархар прокашлялся, эффектно затряс рукой, будто бы встряхивал батарейку, и стена зажглась с новой силой.