— Дженни, — говорил Нийл, пока девушка помогала ему снять волынку,— сегодня тебе предстоит впервые прислуживать посетителям, заменяя твою бесценную мать; славная она была женщина, приветливая, и все любили ее, и виги и тори, и те, что с верхнего конца улицы, и те, что живут внизу. Трудненько придется тебе на ее месте, особенно в такой суматошный день, но ничего не поделаешь. Так было угодно небу. Запомни, Дженни, что бы ни заказал Милнвуд, ему ни в чем не должно быть отказу — ведь он Капитан Попки, а старинных обычаев надо держаться; если он не сможет оплатить счет — я-то знаю, на очень уж коротком поводу его держат, — не беда, я сумею пристыдить его дядюшку и выколотить должок. Священник играет в кости с корнетом Грэмом. Будь учтива и приветлива с тем и другим — в наше время и духовные и военные могут натворить много беды, попробуй только их рассердить. Драгуны будут орать и требовать эля; им не в привычку, да и ни к чему, испытывать жажду — они, конечно, озорные ребята, но так или иначе, а все же платят за угощение. Недавно купил я коровку — ту, комолую, теперь она лучшая в нашем хлеву — у чернявого Фрэнка Инглиса и сержанта Босуэла; за нее я отдал десять шотландских фунтов, и они пропили эти деньги в один присест.
— Погоди, отец, — прервала эту речь Дженни,— поговаривают, будто эти бессовестные разбойники увели ее у хозяйки, что с Беллской пустоши, придравшись к тому, что она пошла как-то в воскресенье после обеда послушать пришлого проповедника.
— Помалкивай, ты, сорока! — сказал Нийл.— Нам-то что до того, откуда скотина, которую они продают,— это дело их совести. Дженни, заметь хорошенько того угрюмого парня, что сидит у самого очага, спиною ко всем. Он, похоже, из тех, кто ушел в горы; я видел, как он легонько вздрогнул, когда увидел здесь красные куртки, и мне сдается, что он был бы рад поскорее убраться отсюда, да лошадь его (добрый у него мерин!) совсем пристала, вот ему поневоле и приходится оставаться. Прислуживай и ему, да только с умом, Дженни, и без суеты, и, не обрати на него, упаси боже, взглядов солдат, надоедая ему расспросами; но не отводи ему и отдельной комнаты, не то скажут, что мы его укрываем. Что до тебя самой, дочка, то будь учтива с народом и не обращай внимания на глупости и всякий вздор, с которыми к тебе будут лезть молодые ребята. Кто из семьи трактирщика, тому терпеть да терпеть. Твоя мать, царствие ей небесное, была терпелива, как большинство женщин, но только до той поры, пока дело чисто и не балуют руками. Если кто начнет чересчур приставать, можешь меня позвать. А когда выпивка осилит еду, они начнут разглагольствовать об управлении церковью и государством, и тогда, Дженни, они примутся спорить — ну и пускай себе: в сердцах людям всегда хочется пить, чем больше они распаляются, тем больше и пьют; только имей в виду, тут уж лучше подавать им легкое пиво — оно меньше бьет в голову, а какое оно, никому из них не понять.