Дерек замер, не один мускул не дрогнул у него на лице, ожидая продолжения.
— Не волнуйся, я никому не расскажу. Он думает, что я ни о чем не догадывалась. Но жена всегда чувствует, когда муж идет налево. Он приходил домой, и от него пахло ею. От этого я чувствовала себя полностью некудышной. Я восхищаюсь твоей самоотверженностью. Ты явно не в восторге от своего решения, поскольку даже и не касался ее. В следующий раз тебе стоит рассмотреть вопрос — стоит ли покрывать такого мужчину, который этого даже не заслуживает.
Она отвернулась от него и направилась к своей матери, сев рядом с ней. Единственное, что оставалось Дереку — это молча покинуть комнату, понимая, что скорее всего, это действительно самый худший день в его жизни.
* * *
Руки Лондон дрожали, когда она включила на крыльце свет и наклонилась к глазку, чтобы в четыре часа утра увидеть с противоположной стороны двери Дерека, она почему-то даже не удивилась, когда заметила его ссутулившуюся фигуру.
— Что случилось? — спросила она, жестом приглашая его войти. Рубашка была расстегнута на горле, спереди болтался развязанный галстук, волосы стояли торчком, словно по ним проводили рукой в десяти разных направлениях, глаза выглядели такими усталыми, что это почти разбивало ей сердце.
— Прости, — пробормотал он, переминаясь с ноги на ногу на пороге. — Я не..., — он замолчал. — Я не знаю, куда мне податься.
Все печали и растерянность Лондон, с которыми она вела сражение в течение дня и собиралась отправить в постель, растворились, достаточно ей было только взглянуть на «изнасилованную» версию Дерека. Усталость так и чувствовалась в каждой его клетки, и сочувствие Лондон, которое она так сильно старалась скрыть своей эффективной, гламурной внешностью, прорвалось наружу.
— Заходи, — прошептала она, взяв его за руку и ведя за собой, как маленького ребенка, вверх по лестнице. — Давай вымоем тебя, и потом ты мне расскажешь, что случилось.
Лондон включила душ в ванной комнате и повернулась к Дереку, который сгорбился над столешницей. Она встала перед ним, расстегивая его рубашку, скользя пальцами по его коже, пока снимала ее с плеч. Он вздохнул, как только ее пальцы дотронулись до его горячей кожи, и вызвали дрожь, положив голову ей на плечо и растворяясь в каждом ее движение и жесте. Она положила руку ему на грудь, и жесткие волоски покалывали ее чувствительную кожу на ладони. Другую руку инстинктивно запустив ему в волосы, как бы утешая, воркую на ухо слова успокоения.
Он наконец поднял голову, вглядываясь в ее красивые глаза, и боль в его глазах вызвала ее собственную боль у нее в груди.