— Так это же просто замечательно, Кирилл Михайлович, что не приходилось. К нам люди с бедой идут. Как к врачу. Зовут меня Петр Иванович. Так и величайте.
Подполковник мог бы, в свою очередь, сказать, что и ему за долгие годы службы тоже не приходилось вот так, близко, сталкиваться со служителем культа и он тоже испытывает некоторые затруднения.
— Господь меня простит, — тихо произнес священник, по-прежнему стоя перед алтарем, — дело богоугодное.
Они поднялись на возвышение и вошли через боковые двери в помещение за алтарной стеной. Подполковнику сразу бросились в глаза разбросанные в беспорядке книжные листы. Он поднял с пола один, поднес к глазам. На желтой, истонченной временем, но все еще плотной бумаге чернели буквы, чем-то напоминающие русские.
— От Евангелия это, — пояснил священник, — на греческом, в 1759 году в монастыре Нямцу напечатано. Старинная книга, со дня основания храма у нас хранилась, так отец Василий говорил.
— Кто это — отец Василий?
— Священник прежний… Я от него приход получил, в одна тысяча девятьсот двадцать третьем году, когда окончил теологический факультет. В том же году был рукоположен в сан священника и служу в этом приходе. — Он скорбно поджал тонкие бескровные губы. — Святотатцы. Оклад серебряный похитили, а над священным писанием надругались. И крест унесли, и дискосы, и дарохранительницу, и семисвечник… все из серебра. И пентиконстарион украли…
— Простите мое невежество, — вежливо прервал это невеселое перечисление Кучеренко, — что такое пентиконстарион?
Священник охотно пояснил:
— Богослужебная книга это… рабочая как бы для нас, священников. По ней служим от Пасхи до Троицы. И зачем только она им понадобилась?
— В самом деле, зачем? — повторил подполковник. — А не мог кто-нибудь из прихожан?
Эти слова явно не понравились старику. Он недовольно пошамкал губами, нахмурил седые брови.
— В священном писании сказано: не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего… На прихожан подозрения не имею, уважаемый.
Кучеренко ругнул себя за оплошность: контакт, который уже было наладился с этим преисполненным чувства собственного достоинства старым человеком, грозил разладиться. И он поспешно сказал:
— Вы уж, Кирилл Михайлович, извините, ваших мирян я не хотел обидеть. Просто служба у нас такая — спрашивать обо всем.
Мовилэ оглянулся на стоящих рядом оперативников и отвел Кучеренко подальше.
— Понимаете, — он говорил тихо, почти шепотом, — был один случай месяца два назад. Приходит ко мне человек и говорит: я художник-реставратор, прошу разрешения осмотреть церковь. И бумагу казенную показал.