— Обязательно, Петр Иванович, все сделаем, — заверил его Штирбу. Черная «Волга» с подполковником, оставляя за собой белую морозную пыль, резво понеслась по сельской улице к больнице.
Дежурный врач, преисполненный важности молодой человек, достал из шкафа тоненькую папку с историей болезни.
— Марин Мефодий Яковлевич, — внятно и внушительно прочитал он, — 63 лет, доставлен в 4 часа 25 минут с огнестрельными ранениями средней тяжести в области лица, грудной клетки и левой голени. Извлечено из тела 64 дробинки.
— Как он себя чувствует, можно с ним поговорить? — неуверенно спросил Кучеренко. Диагноз произвел на него внушительное впечатление.
— А почему бы и нет, — лицо врача было по-прежнему строгим. Состояние больного не внушает опасений. Возможность летального исхода исключена. Мы сделали все, что надо, да и он старик крепкий, боевой. Маша вас проводит, — врач указал на девушку в белом халате, заглянувшую в кабинет.
Медсестра проводила Кучеренко на второй этаж, осторожно открыла дверь палаты, подвела к койке, на которой лежал человек с туго перебинтованным лицом. Его глаза сквозь щели, оставленные в марлевой маске, с живым интересом смотрели на незнакомого посетителя. В своей белой маске он выглядел жутковато. Подполковник поздоровался нарочито бодрым, неестественным голосом, каким почему-то принято разговаривать с больными, назвал себя. Человек на койке слегка приподнялся, чтобы получше разглядеть нежданного гостя:
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — громко, по-военному приветствовал его Марин.
— А вы, Мефодий Яковлевич, молодцом держитесь, — заметил Кучеренко, имея в виду состояние здоровья сторожа. Однако тот истолковал эти слова по-своему:
— Я, товарищ подполковник, считай, почти всю войну прошел и фашистов не боялся. Неужели каких-то воришек испугаюсь?
— Однако эти воришки вас чуть не убили. Почему вы не стреляли? Живыми хотели взять, как языка на фронте?
— Оно, конечно, неплохо бы живьем взять подлеца, — с сожалением произнес Марин, — однако не из чего было огонь открывать. Не было ружья под рукой, только палка.
— А сколько раз они стреляли?
— Два раза стрельнули. Первый сбоку, из проулка. А второй сблизи…
— А из чего стреляли?
— Как из чего? — удивился сторож. — Из ружья, конечно, дробью же били. Вот сколько их из меня повытаскивали.
— Я понимаю, что дробью. Только дробью можно стрелять и из обреза. Не приметили часом?
— Нет, извините, не приметил, — опять с сожалением сказал Марин, темно было, а стреляли двое: высокий, худой, это я разглядел. А напарник его пониже, плотный.