Любой звук обманчив, но он же, порой, спасает тебя. Над распластанным Иллари, рванув шорохом воздух, тряхнув зеленую пену крон, повалил и посыпался, скользя в распадок хрустким крошевом и шелестом выламывая молодые, едва оперившиеся листвой, гибкие деревца, каменный вал. Над кручей по стесанному обрыву, словно из трухлявого дупла полного окаменевших орехов, посыпался камень. Разлетаясь в стороны и отскакивая, неокатаные глыбы натыкались друг на друга, засоряя сошедшим камнепадом рыхлый оплесок реки. Камнепад спугнул с мелководья серебряные иглы мальков и те прыснули, ища спасения на глубине.
Темно-сизая грязь вздувшись приподнялась горбатым пузырем нароста и встала на четвереньки. Совершенно неразличимый в своем маскировочном костюме человек отполз в сторону, вновь неподвижно замерев среди обломков коры и скрученной пряжи гниющих водорослей. Засадник исчез также бесшумно как и возник, втираясь и врастая в то, на чем он лежал. Иллари едва не потерял контроль над собой. Минутная, бездумная слабость неумолкающим зовом может сорвать солдата с места и увлечь его к гибели. Мастерство бойца в умении сдерживать собственные порывы. Холодок страха покалывал и ныл в мускулах, возвращая посыл преисполненного усилия. Едва не случившееся все равно происходит в нашем сознании и еще, и еще раз идет на повтор, вымучивая из нас приобретенный опыт не пережитого. Иллари едва не попался и понимая как близко он был к провалу, вновь проверил все вокруг и тихо про себя матерясь пополз обратно.
Пробраться берегом было невозможно.
Отстраняя ладонью растрепанные нити вьющихся стеблей Иллари скользнул по дну сухого лога. Рон почуял его, услышав прерывистое сопение. Справившись с одышкой Иллари нырнул в обрамленную кустами проплешину, угнездившую их временное пристанище. Люди объединенные одним рискованным интересом неприменно испытывают облегчение при встрече, даже если не виделись короткое время. Но их улыбки все равно не сошли бы за лучезарные, будь в тени кустов побольше света. Скрывая под маской затуманенных усталостью лиц тщательно скрываемый стыд и стараясь не встречаться глазами по пустякам, троица уселась кружком на совет. Каждый надеялся, нарекая себя баловнем судьбы, что на него снизойдет откровение. И когда такого не произошло, отказав досадной промашкой озарения осветить им чело, престиж космодесантников начал страдать, ущемленный в самолюбии и опутанный нетерпимостью к самому себе.
Если бы Валерий Самородов мог видеть их сейчас, он бы мысленно купал себя в овациях. Замыслы и поступки важнее любых обвинений, которые высокий профессионал выносит тебе заочно.