И он погрозил кулаком в сторону непонятных личностей, которые норовили заткнуть следователем Турецким все дыры…
— Ну почему же? — попытался успокоить его Гордеев. — Нормальное дело. Перспективное…
— Ни фига себе «нормальное»! Интересно, какие ты перспективы увидел? И где? — возмутился Турецкий. — Это же типичная заказуха. А тебе известна статистика раскрываемости заказных убийств?
— Не слишком… Но думаю, очень невысокая.
— Ну так вот, скажу тебе как бывшему сослуживцу — раскрываемость неудержимо стремится к нулю. Почти нулевая раскрываемость!
Чайник закипел, и через минуту Александр Борисович поставил перед Гордеевым чашку дымящегося ароматного чая.
— Позавтракать ты наверняка не успел?
— Ничего страшного, — заверил его Гордеев, отхлебывая из чашки, — лучше скажи, чем тебе это дело не нравится?
— А тем, что дело об убийстве Константина Апарина почти стопроцентный висяк. Ты что, не понимаешь? У меня что, мало забот помимо этого Апарина? Да у меня дел по горло! И даже больше! Главное, начальство это понимает еще лучше меня. И все равно…
— Ну, Александр Борисович, все равно вы не можете похвастаться, что у вас много висяков, — вставил Гордеев.
— Это верно, — чуть успокоился Турецкий, — но все равно, не понимаю, почему как заведомо безнадежное дело, так сразу Турецкий?
— Потому что начальство знает, что вы способны раскрыть самое сложное преступление, — решил польстить ему Гордеев. — У тебя же висяков наверняка раз-два и обчелся. Если они вообще есть.
— А вот этого я не люблю, Юра, — погрозил ему пальцем Турецкий, — должен бы уже понять, что я невосприимчив к лести…
— Это чистая правда, а не лесть!
— Ну, если разобраться, выходит, что ты прав, — сказал, подумав, Александр Борисович. — Но это их не оправдывает. Просто знают, что Турецкий в лепешку расшибется, а дело раскроет. Вот и пользуются…
— Ну скажи, есть у тебя висяки?
— Ну, нет… — засопел Турецкий.
— А чего жалуешься? Заведи полтора десятка висяков, тогда, может быть, и разгрузишься. Начальство посмотрит на уровень раскрываемости и будет сложные дела поручать кому-то другому.
— А это мысль, — радостно подтвердил Турецкий, — надо будет так и сделать. С сегодняшнего дня начинаю плодить висяки. Пожалуй, начнем с дела об убийстве Апарина. Все следственные действия прекращаем, идем домой, спать. Ты свободен, Юра…
— Ну уж нет, — весело отреагировал Гордеев. — За то, что ты меня разбудил ни свет ни заря, да еще заставил тащиться в прокуратуру, тебе придется отложить этот замечательный план. На неопределенное время.
— Ну вот, — притворно расстроился Турецкий, — опять не получается… Всегда так…