Вот эти-то джинсы и принесли двое афганцев в тот день. Володин со знанием дела пощупал плотную ткань, внимательно осмотрел, в чем же, собственно, заключался брак (обычно просто не хватало одной-двух заклепок на карманах или, к примеру, был чуть-чуть надорван карман). Затем начался торг. Афганцы предлагали три пары джинсов за три банки сгущенки. Володин же хотел выменять то же количество штанов на две банки сгущенки. После получасовых препирательств (и у той, и у другой стороны времени было хоть отбавляй) они сошлись на двух банках сгущенки и одной, маленькой, тушенки.
Ударили по рукам, и Володин пошел на склад. Однако коварные афганцы, вместо того чтобы стоять на месте и дожидаться его, проникли вслед за ним.
Евгений и ахнуть не успел, как они, подхватив ближайший к двери ящик (в нем были суповые концентраты «Суп гороховый с копченостями») и побросав джинсы на пол, дали деру. Володин, как и положено часовому, во всю мощь солдатских легких крикнул:
— Стой! Стрелять буду!
Афганцы приказ не выполнили, и в полном соответствии с Уставом караульной службы, Володин передернул затвор, дал один выстрел в воздух, а затем длинной очередью — по афганцам, тащившим тяжелый ящик и поэтому бежавшим медленно.
Они упали как подкошенные. Первым делом он спрятал брошенные афганцами джинсы, потом вернул на склад пробитый пулями в двух местах ящик, запрятав его как можно дальше. Затем взял камень и ударил им себя по лбу. Образовалась кровоточащая ссадина — она должна была засвидетельствовать факт нападения афганцев на часового, который, согласно тому же Уставу караульной службы, является лицом неприкосновенным. И только после всего этого вызвал наряд.
Так Евгений Володин заслужил благодарность командира и медаль «За воинскую доблесть».
Когда предложили остаться на сверхсрочную, он не отказался. Возвращаться домой не хотелось, да в общем-то и некуда было. Мать, воспитывавшая Володина без алкоголика отца, давно от них ушедшего, умерла от рака, когда сын находился в дисбате. Евгений не смог с ней даже попрощаться, а вскоре и его родной дом оказался в «зоне», — чернобыльская туча накрыла его родную белорусскую деревню, носящую название Малые Дзяды. Всех жителей выселили, а дома так и остались чернеть дверными и оконными проемами, и даже отряды мародеров, которых развелось в «зоне» очень много после катастрофы, объезжали деревню стороной — все равно брать там было нечего.
Он отслужил (у них в батальоне принято было говорить «отмотал», как среди уголовников, с которыми потом Володину пришлось много общаться) в пыльном и чужом Кандагаре ровно полгода. В особом десантно-штурмовом батальоне номер семь, или, как его обычно называли, «семерке».