— Отто Рудольфович, ну и что бы им сделали? Опять отправили на каторгу? Так они там уже были. И, выйдя, решили продолжить грабить и убивать. Нет, если бы они только крали и грабили, то я бы с вами согласился. Но ведь они убивают.
— Тот мужик жив, — возразил немец.
— Был жив, когда мы расстались, и точно бы умер, если бы мы совершенно случайно не нарвались на его сынишку.
— Максимка? Семушка? Они живы? — с явно прорывающимися рыданиями спросила женщина.
— С сыном твоим все хорошо. Муж был жив, но выживет ли, не знаем. Отто Рудольфович отправил его в Слюдянку к доктору, — кивнув в сторону инженера, ответил Петр.
— Слава тебе господи, — истово перекрестилась женщина, опускаясь на снег и заливаясь слезами.
Вот так сразу и не разберешь, что это за слезы. То ли от радости, то ли от пережитого за сегодняшний нескончаемый день. Но то, что плачет, уже хорошо. Слезы — они очищают душу, смывая с нее бренную грязь. А еще выносят прочь боль. Не физическую. Душевную. Ту, что подчас ранит куда как сильнее.
— Это хладнокровное убийство, — отведя Петра в сторону, возмущенно произнес Кессених.
— На фронте вы были столь же щепетильны?
— Здесь не война, — отрезал немец. — И я никогда не позволял себе самосуда.
— И это радует, Отто Рудольфович. Но вы совершенно правы: тут не война, а потому и спрос другой. Око за око. Слышали о таком?
— Кхм. Вы поставили меня в неловкое положение, — с долей сомнения сказал немец. — С одной стороны, я вынужден доложить о случившемся. С другой…
— Отто Рудольфович, возможно, вам от этого будет легче… Даже зная точно, что вы доложили бы о случившемся, я все одно поступил бы так же.
Петр ничуть не лукавил. А по большому счету и ничего не боялся. Его слово — против слова немца. И поверят Петру вовсе не потому, что он русский. Боже упаси. Просто достаточно положить в качестве довеска к своим словам пару «катенек»,[4] как местная Фемида примет его показания к сведению и нагло проигнорирует таковые со стороны господина Кессениха. Дело будет закрыто за отсутствием состава преступления еще на начальном этапе.
А отчего, собственно говоря, нет, коль скоро убитые были бандитами и их, можно сказать, прихватили на месте злодеяния? Ну постреляли их. И что с того? Не уговаривать же их было, раз они стреляют.
— Сделаем так. Я был далеко и не видел всех деталей произошедшего, — наконец пошел на сделку со своей совестью инженер.