Волк вышел на свет вместе с ней, когда удивленный и безумный взгляд темных глаз отца приковал ее к месту под деревьями, под которыми стояла бледная, призрачная фигура девочки. Ее все еще согревало иное тепло, не жар огня, и не любовь человеческая, а черная шуба, которой не мог достичь света пламени и поднимающихся рыже-багряных искр, даже воссиявшая луна не освещала черноту смуглой шкуры.
Иветта подняла беззащитный и полный мольбы взор на испуганного и пораженного мужчину, на захлебывающуюся в слезах отчаяния женщину, опускающую на колени дрожащие от холода и внутреннего испуга руки. На лицах обоих читалось неверие, словно они увидели, как проклятие расплывается по нависшим веткам деревьев, что опускались льдинисто-голубым водопадом на ее голову. И вместо замерзших крон к ее мертвенно-белому лику опускалась громадная змея, чьи резцы сочились черным и рубиновым ядом, омывая в окаянных темных водах. Бледный призрак выползал из пасти змея, обнимая в сизо-пасмурных туманах ее плечи, заливаясь озорным и довольным смехом, ухмыляясь коварством. Иветта сделала шаг в сторону света, и ее отец мгновенно вытащил из-за спины серебряное ружье, в молниеносном движении распарывая кожаную кобуру, заскользившую по снегу, но его горящие от слез и возбуждения глаза быстро переместились на чудовище в безмятежном хладнокровии не спускавшим алых глаз с заостренными черными зрачками с широкого дула. Дыхание мужчины было тяжелым, черты его лица искривились, когда он тихо произнес надтреснутым и строгим голосом:
— Иветта, иди сюда.
И не оглядываясь на зверя, девочка медленно двинулась в сторону матери, поднявшейся с расстеленных циновок, опираясь на колени обоими руками, словно боялась упасть. Иветта не страшилась острых клыков и когтей, что в секунду могли распороть брюхо и вырвать внутренности наружу, как в туманных тенях разойдется черная оболочка, а рык разнесется эхом средь чернильной пущи, когда его блестящие зубы вонзятся в горло остальных людей, что находились в бараках недалеко раскинувшегося у подножья гор каравана. Она знала, что черный волк, сопровождавший ее, не причинит зла, а будет защищать. Будет охранять покой и благостную тишину ее мирного сна глубокими ночами, когда снаружи будет распоясывать метель. Когда она ступила в спасительный щит объятий матери, то услышала оглушительный выстрел, от которого стая воронов, притаившихся на деревьях, взметнулась вверх, оставляя после себя хор грубого и гневного карканья. Она не оборачивалась, когда останки волка пали на белоснежный снег, и адамантовый оттенок его шкуры сливался с молочной белизной. И прижимаясь всем телом к знакомой нежно-бежевой парке из зайца, ей хотелось плакать. Все еще не оборачиваясь, она видела наяву, как пуля пробила правый волчий глаз, пройдя сквозь твердую черепушку, раздробив кости, и кровь растекалась багряной рекою по застывшей и затаившейся в молчании земле. И не закрывая глаз, с кончиков ресниц ее потекли слезы скорби и непереносимого горя, как если бы ее только что лишили бесценного и дорогого друга. Под кожей своей она чувствовала жар, что жаждал вырваться наружу, но трепещущие пальцы, сжимавшие друг дружку, удерживали ее от всплеска рыданий. Родители решили, что эмоции вызваны пережитым и увиденным, услышанным и вкушенным, но она не рассказывала им того, с чем столкнулась, и они больше никогда не упрашивали ее открыться. Шубу и украшения, и красные башмачки сожгли в ту же ночь, а Иветту не показывали людям, боясь навлечь ярость верующих и послушников, что поклонялись высшим отпрыскам ночи, надеясь в молебнах и проповедях найти толику услады продолжая существование в бедноте. Хотя на площадях городов и рынках они надевали дорогие одежды и браслеты из чистого золота, уверяя остальных, что благодаря их искренним служениям, аристократы щедро одаряли их. Отец был убежден, что все богатства они собирали с прихожан, наведывающихся в их храмы, обирая до последней нитки и юнцов, и стариков. Той ночью она так и не смогла заснуть, ей все еще виделись очертания черного волка. Иветта свернулась калачиком в шкурах рыси, смотря, как тлеют еще не погасшие угли в палатке, а громадная тень волка возлежала на больших лапах возле огня. Чуть свесив уши, он продолжал наблюдать за ее ничтожными попытками уснуть, прикрывая ярко-красные глаза вместе с ее иссиня-изумрудными глазами.