— Мы? — невольно переспросила Иветта, со страхом следя за его волнительными, но решительными движениями рук, а окинув взглядом собственные пальцы, она увидела, как длинные закрученные штыки выходят из-под ее ногтей, но боли она не ощущала, лишь тяжесть инородного тела под кожей. — Что Вы собираетесь со мной сделать?
— Не волнуйся, — говорил мужчина, перетягивая ей запястья, чтобы проступили голубые вены, разглаживая большими пальцами тыльную сторону ее рук, и от этого нежного прикосновения ей хотелось плакать, — все будет хорошо. Он поднял ее за плечи, резко подтянув к себе, так, что черные волосы пеленой легли ей на спину, укрывая гнедой волной, так тучи скрывают голубой полог неба за грозовыми терниями, и, обессилив, Иветта устало вжалась лицом в чистую и свежую ткань его рясы, вдыхая сладкий аромат цикория. Такой далекий и знакомый аромат, напоминающий о доме. С глаз ее брызнули слезы, алмазными ручьями стекаясь по щекам и подбородку, когда ее грудь опускалась вместе с его, словно он хотел, чтобы их дыхание было единым. Успокаивая свой бешеный сердечный ритм, она думала о том, что с радостью запустила бы свои пальцы в его волосы, казавшиеся такими мягкими, как текущая вода в предгорных долинах, и ей хотелось просто утолить любопытство в сравнении — действительно ли они были такими же шелковистыми, какими представлялись ее болезненному взору.
— Все будет хорошо, — продолжал ласково шептать ей слова утешения мужчина, поглаживая ее по волосам, мягко пропуская между пальцев темные пряди, движения его были полны забытой для нее нежности, почти усопшим прикосновением доброты, но она упивалась благостью, оказанной незнакомым человеком. И в разуме своем она молила его не прекращать, благословляя на ласку, даруемую его руками, сильными и теплыми.
— Будет больно, — продолжал говорить он, но она не слышала его слов, не внемля предостережениям, продолжая дрейфовать в блаженном забытье, — поэтому, если станет совсем невыносимо терпеть, лучше сожми зубы на моем плечи, а иначе откусишь себе язык. И тогда она в полной мере ощутила эту боль, закричав яростно и дико. Иветта пыталась отбиться от его жгучих рук, которые со всей силой намеревалась вырвать из нее кости, и она представляла, как скелет вытаскивают из-под кожного покрова. Когда первый золотой штык из мизинца вышел с хлюпаньем, развеяв веретеном кровь, звонко упав на каменные блестящие плиты, она смогла выдохнуть, но не успела сделать очередного вдоха, как паутина агонии вновь сковала тело, проникнув в каждый нерв.