«Не задавайте вопросов, – внушал нам отец. – Ни о Старой Эре, ни о Новой, ни об Острове. В Старую Эру люди задавали слишком много вопросов, всюду совали свой нос, и посмотрите, к чему это привело. Нынешний мир окружают моря на севере, западе и юге, а на востоке простираются мертвые земли. И это всё, что мы когда-либо узнаем о мире. Не важно, откуда пришла взрывная волна. Важно лишь то, что она пришла. Взрыв был очень давно, и о нём толком ничего неизвестно, так же, как и о самой Старой Эре, которую он уничтожил и от которой остались лишь слухи да руины».
Первые месяцы в заточении изредка даровали возможность увидеть небо. Каждые несколько недель меня в компании таких же заключенных Омег выводили на бастион, чтобы размяться и подышать свежим воздухом. Нас разбивали на группки по три человека, и каждую группу сопровождало как минимум столько же стражей. Они внимательно следили, чтобы мы не только не подходили друг к другу, но и держались подальше от зубчатых стен, откуда открывался вид на расстилавшийся внизу город. В первый же выход я поняла, что не стоит и пытаться приближаться к другим заключенным, не говоря уж о том, чтобы заговаривать с ними. Когда нас выводили из камер, один из стражей принялся ворчать на хромую светловолосую пленницу за то, что она слишком медленно идет.
– Я бы шла быстрее, если бы вы не отняли мою палку, – возразила она.
Ей не ответили. Взглянув на меня, женщина еле заметно подмигнула. Это была даже не улыбка, но впервые за все время заключения в Камерах Сохранения я почувствовала намек на теплые человеческие отношения. Когда мы вышли в бастион, я попыталась подобраться к ней поближе, чтобы мы могли пошептаться. До неё оставалось шагов десять, когда стражи пригвоздили меня к стене с такой силой, что я больно ударилась лопатками о камни. Пока меня тащили обратно в камеру, один из стражей плюнул в лицо.
– Не говори с остальными, – велел он. – Даже не смотри на них, ясно?
С заведенными за спину руками я даже не могла стереть с щеки его плевок. Всё моё естество охватило чувство омерзения. Ту женщину я больше никогда не видела.
Спустя месяц, а может, и больше, меня вывели на бастион в третий раз. Это была последняя прогулка для всех нас. Я стояла у двери, дожидаясь, пока глаза привыкнут к солнечному свету, его блики играли на гладких камнях. Справа о чем-то тихо беседовали двое стражей. Слева в двадцати шагах от меня стоял, привалившись к стене, еще один стражник и наблюдал за заключенным Омегой. Этот, казалось, пробыл в Камерах Сохранения гораздо дольше меня. Некогда темная кожа теперь обрела грязно-серый оттенок. Но самым примечательным было то, как нервно дергались его руки и беспрерывно двигались губы, точно не соответстовали деснам. Всё время, пока мы находились на прогулке, он расхаживал взад-вперед по одному и тому же маленькому пятачку мощеного бастиона, подволакивая искривленную правую ногу. Несмотря на запрет разговаривать с кем бы то ни было, я периодически слышала, как он тихо бормотал себе под нос: «Двести сорок семь. Двести сорок восемь».