Он ласково огладил её выравнивающиеся плечи. Упомянув прекрасный цвет лица, вернул на впалые щёки румянец, а потом исправил и сами щёки. Покрыв лицо жены мелкими поцелуями, восхитился мимоходом крохотностью родинки. Парой комплиментов развёл глаза, оставив, впрочем, еле заметную раскосинку, которая в самом деле ему очень нравилась. Лава всхлипывала всё реже.
– Да не буду я тебе врать: сама взгляни в зеркало – и убедись…
И, пока она шла к висящему криво зеркалу, торопливо добавил:
– И платье у тебя красивое. Нарядное, новое…
Лава улыбалась и утирала слёзы. Потом озабоченно оглянулась на корзинку с негодными помидорами. С них-то, видно, всё и началось.
– А насчёт помидоров не беспокойся. Сам схожу и на что-нибудь обменяю…
– Но они теперь… – Лава снова распустила губы. – А я их так хвалила, так хвалила…
– А знаешь что? – сказал Радим. – Похвали-ка ты их ещё раз! Умеешь ты это делать – у меня вот так не выходит…
И, пока польщённая Лава ахала и восхищалась розовеющими на глазах помидорами, он вернулся к столу, где тут же зацепился локтем за недавно вылезший сучок.
– Хороший стол получился, гладкий, – со вздохом заметил он, похлопывая по распрямляющимся доскам. – И дерево хорошее, без задоринки…
Сучок послушно втянулся в доску. Радим мрачно взглянул на грязную глиняную плошку.
– Чтоб тебя ополоснуло да высушило! – пожелал он ей вполголоса. Плошка немедленно заблестела от чистоты. Радим отодвинул посудину к центру стола и задумался. Конечно, Лаве приходилось несладко, но в чём-то она, несомненно, была виновата сама. Изо всех приходящих на рынок женщин торговки почему-то облюбовали именно её, а у Лавы, видно, просто не хватало мудрости отмолчаться.
– Знаешь, – задумчиво сказал он наконец. – Тут вот ещё, наверное, в чём дело… Они ведь на рынок-то все приходят уродины уродинами – переругаются с мужьями с утра пораньше… А тут появляешься ты – красивая, свежая. Вот они и злобствуют…
Лава, перестав на секунду оглаживать заметно укрупнившиеся помидоры, подняла беспомощные наивные глаза.
– Что же, и нам теперь ругаться, чтобы не завидовали?
Радим снова вздохнул.
– Не знаю… – сказал он. – Как-то всё-таки с людьми ладить надо…
Они помолчали.
– Вот, – тихо сказала Лава, ставя на стол корзину с алыми помидорами.
– Умница ты моя, – восстановил он её мыслительные способности, и, наверное, сделал ошибку, потому что жена немедленно повернула к нему вспыхнувшее гневом лицо.
– Я тебя столько раз просила! – вне себя начала она. – Научи меня хоть одному словечку! Не захотел, да? Тебе лучше, чтобы я такая с базара приходила?