– Ланочка… – Мстиша кинулся к жене, оторвал от стола, осмотрел лоб, скулы. Слава богу, ни синяка нигде, ни ссадины. – Ну что ты, родная, что ты?
Всхлипнула, утёрла слёзы.
– Мстиша… – покаянно призналась она. – Меня уволили…
Выдохнул с облегчением.
– Всего-то? Ну и чёрт с ними! Другую работу найдёшь…
– Не найду, – со страхом сказала Светлана, и ангельские глаза её вновь наполнились слезами. – В том-то и дело, что не найду… Знаешь, за что меня?
– За что?
– За это! – И она, застонав, двинула себя кулачком в лицо, чудом не разбив свой очаровательно вздёрнутый носик. – Как увидели, как вскинулись… Директоршу позвали! Нам, говорят, амбициозные нужны, деловые… А не лошицы всякие…
– Кто?
– Лохи! Женского рода… Пошла к хирургу – там очередь…
– К какому хирургу?
– К пластическому…
– Ты что, дефективная?! – заорал Мстиша. Светлана вздрогнула. Спохватился, заворковал, оглаживая с нежностью ангельское личико: – Не вздумай… Даже не вздумай, Светка… Ты мне такая нужна, именно такая…
– Безработная? – с горечью спросила она.
– Да чёрт с ней, с работой! Выживем, Свет! Уж меня-то с моим рылом теперь точняк не уволят… Сам губернатор сказал! – Запнулся, застигнутый внезапной мыслью. – А что за очередь у хирурга? Неужели…
– Да нет. Одни дуры богатые. Все в истерике. Чуть не побили…
– А что хирург? В смысле – ты его спрашивала?
– Говорит, бесполезно. Говорит, это как с отпечатками пальцев: сколько кожу с подушечек ни срезай, всё равно потом то же самое нарастёт…
– Почему он так уверен? У них же в практике подобных случаев не было!
Ангелочек шмыгнул носом, судорожно вздохнул.
– Не знаю… Может, просто отделаться хотел побыстрее…
Умолкла, поникла, должно быть, переживая заново сегодняшний день.
– Ну почему? – с болью произнесла она. – В чём виновата?
– В том-то и дело, что ни в чём, – угрюмо ответил муж.
– Господи, – растроганно сказала Света. – Какой ты у меня добрый… – Отстранилась, расширила глаза. – Слушай! А ты, по-моему, похорошел…
Мстиша содрогнулся.
– Упаси боже… – пробормотал он. – Только не сейчас!
* * *
Перед тем как отправиться на кухню и выпить свой утренний кофе, Оборышев долго стоял над супружеским ложем, всматриваясь в безгрешное личико спящей жены. Измученное. Прекрасное.
Бедные вы, бедные… Совестливые, застенчивые, беззащитные. Вам врут – и вы верите, вас предают – и вы прощаете. Даже имя ваше у вас отобрано: звание порядочных людей принадлежит теперь брюхоногой крутизне, разъезжающей на «Лексусах» и загорающей на Гавайях… Вроде бы всё уже сделано, чтобы извести вас под корень, а теперь ещё и это…